Начиная с 1420-х гг. королевство Португалия, руководимое принцем Энрике, впоследствии известным как Мореплаватель, организовывало экспедиции вдоль западноафриканского побережья с целью установления прямой морской торговли золотом, слоновой костью и рабами с королевствами к югу от Сахары. Так можно было более не полагаться на пролегавшие через Сахару караванные маршруты, находившиеся под контролем арабских торговцев[13]. К концу XV в. португальцы нанесли на карту все западное побережье Африки до мыса Доброй Надежды, по ходу дела колонизировав Мадейру, Азорские острова и острова Зеленого Мыса. Их пример был заразителен. Далеко к северу купцы из английского Бристоля снаряжали атлантические экспедиции. Хотя большая часть их торговли приходилась на Ирландию и Бордо, контакты с Португалией пробудили в них новые интересы. Конечно, они едва ли могли вмешиваться в мореплавательские начинания самой Португалии, но ничто не могло помешать бристольцам искать собственные «потерянные» земли. Они уже знали об Исландии и Гренландии, с которыми Англия вела широкую торговлю в эпоху викингов. Ранее, в XV в., пока Дания – к тому времени фактически сюзерен Исландии – почти не проявляла интереса к Северной Атлантике, Бристоль восстановил контакты с Исландией, обменивая европейские товары на сушеную треску. Это происходило преимущественно в летние месяцы, когда торговля с Бордо и Португалией, которая в основном касалась вина, оливкового масла и фруктов, была наименее интенсивной. По мере того как росло мореходное мастерство бристольских купцов, расширялись и их горизонты. Остров Бразил, который, как полагали, располагался где-то к западу от Ирландии, стал предметом множества слухов среди европейских купцов-мореплавателей. О нем упоминали каталонские и итальянские картографы, а баскский хронист Лопе Гарсия де Салазар в 1470 г. не только утверждал, что этот остров и вправду существует, но и называл его местом погребения короля Артура. На дворе стоял XV век во всей своей ошеломляющей сложности, и остров Бразил одновременно представлялся средоточием экспансионистских мечтаний, расчетливых амбиций и прославленных рыцарских легенд, лежащих в основе самовосприятия христианского мира[14].
Итак, когда молодой Колумб в середине 1470-х гг. перебрался из родной Генуи в португальский портовый город Лиссабон, он пошел по пути, уже проторенному его соотечественниками. Привлеченные перспективой принять участие в исследовании западного побережья Африки, многие генуэзцы начали поступать на португальскую службу, и эта тенденция достигла пика во время правления энергичного короля Жуана II (1481–1495). Именно его огромный энтузиазм в отношении освоения Атлантики часто использовался Колумбом в качестве примера, чтобы устыдить испанских монархов Изабеллу и Фердинанда[15]. Генуэзцем двигало нечто большее, чем простое желание заработать. Он находился в собственном поиске, и Лиссабон отлично подходил ему в качестве начальной точки маршрута.
К тому моменту Колумб уже был опытным моряком. Он как свои пять пальцев знал Тирренское море – ту часть Средиземного моря, которая ограничивается берегами Прованса и Западной Италии, а также островами Корсика, Сардиния и Сицилия[16]. В Лиссабоне он быстро нашел работу и в рамках сделки с торговой конторой богатейшей генуэзской семьи Чентурионе принял участие в плаваниях на Мадейру для закупки сахара. Он также познакомился с проторенными торговыми путями мимо Канарских и Азорских островов[17]. Эти три архипелага, расположенные далеко к западу от материковой части Европы и – в случае Канар – у северо-западного побережья Африки, были частью обширной зоны атлантической торговли. К 1470-м гг. они превратились в отправные пункты для более предприимчивых и амбициозных из моряков, торговцев и путешественников. Сам Колумб утверждал, что в одном из своих плаваний от Бристоля через ирландский Голуэй он зашел за Исландию на «добрую сотню лиг»{3}; позже он забирался так далеко на юг, что побывал в недавно основанной крепости Сан-Жоржи-да-Мина на территории современной Ганы, где находился центр португальской торговли золотом в Африке[18]. Для Колумба, как и для многих его товарищей-моряков, Атлантика, или «Море-океан» (Mar Oceano), как ее в то время называли, стала предметом одержимости.
13
Классическое исследование вопроса: P. E. Russell,
15
Consuelo Varela Bueno, ed.,