Острая нехватка золота в Европе XV в.[19], которая вынуждала мореплавателей искать поддержки у стесненных в средствах монархов по всему континенту, тесно переплеталась с погоней за чудесами и диковинами. Искатели приключений с восторгом оспаривали расхожие представления при помощи свежих эмпирических данных. Например, португальские экспедиции вдоль Золотого Берега Африки продемонстрировали всю наивность и несостоятельность древних убеждений о предполагаемой непроходимости «жаркого пояса». Колумб явно находился под влиянием подобных рассуждений, и они, возможно, сыграли свою роль в его растущей вере в возможность плавания в Индию через Атлантический океан, хотя у нас и нет никаких доказательств того, что он думал об этом во время пребывания в Португалии. В любом случае интересы короля Жуана II были сосредоточены преимущественно на африканском побережье и идее пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды. Трансатлантический проект Колумба начал обретать более четкие очертания в начале 1480-х гг. К этому времени его главной заботой было содержание сына Диего, родившегося в 1479 г., примерно тогда же, когда Христофор женился на португальской дворянке Филипе Мониш Перештрелу. Это привело его в Андалусию, где он примерно в середине 1480-х гг. оказался в монастыре Ла-Рабида. Там он нашел нечто гораздо более интересное, чем просто место, где его маленький сын мог получить кров и образование, поскольку в то время там жил один из ведущих астрономов и космографов своей эпохи. Этим человеком был монах по имени Антонио де Марчена, которому сразу полюбился генуэзский путешественник.
Именно Марчена убедил Колумба в том, что антиподы и амазонки, упомянутые в различных античных источниках, могут существовать в реальности. Он также посоветовал ему прочесть сочинения александрийского астронома II в. н. э. Клавдия Птолемея, который утверждал, что мир представляет собой идеальную сферу, несущую один сплошной массив суши, простирающийся с запада Европы до востока Азии. Колумб, естественно, с энтузиазмом отнесся к этой теории, но упорно не принимал точку зрения Птолемея, что известный мир составляет ровно половину земного шара. Если бы это было так, ни одно существовавшее тогда судно не могло бы пересечь Атлантику. Колумб даже думать об этом не хотел. Его «решение» поражало не только наивностью, но и несгибаемостью. Во-первых, он отвергал расчеты Птолемея, основываясь на теориях некоего Марина Тирского – человека, сведения о котором, по очаровательной иронии, дошли до нас только потому, что Птолемей не счел за труд опровергнуть его заведомо ошибочные вычисления. Во-вторых, он использовал книгу венецианского путешественника XIII в. Марко Поло, написанную по просьбе знаменитого монгольского хана Хубилая, чтобы доказать, что описания, которые он нашел в тексте венецианца, указывают на расстояния, намного превышающие все, о чем писал Птолемей. Для Колумба все было ясно: Птолемей ошибался, а «Море-океан» было намного меньше, чем предполагали почти все современники.
Писания Марко Поло подпитывали воображение Колумба и в других отношениях. Он буквально глотал встречавшиеся в них экзотические указания на существование тысяч и тысяч островов, лежащих за пределами Азиатского континента, включая «остров Чипунгу» с его «крытым чистым золотом дворцом»{4}, предположительно лежавший на расстоянии «тысячи пятисот миль» от побережья Китая[20]. Комментарии на полях, обнаруженные в принадлежавшем ему экземпляре книги Поло, дают основания полагать, что Колумба в ней привлекали не столько факты, сколько истории о диковинках и чудесах[21]. То же самое можно сказать и о таких же подробных комментариях, найденных в его экземпляре «Путешествий сэра Джона Мандевиля» (The Travels of Sir John Mandeville). Даже такие работы, как Ymago Mundi Пьера д'Альи и Historia rerum ubique gestarum Энеа Сильвио Пикколомини (папы Пия II), которые возбуждали в Колумбе более серьезный интерес, были проштудированы им вдоль и поперек на предмет сведений о золоте, серебре, жемчуге, янтаре и «многообразных чудесах» Азии[22]. Колумб лелеял грандиозные по масштабам мечты, и центральное место в его устремлениях занимали неисчислимые и баснословные богатства – баснословные, разумеется, до тех пор, пока ведомая им экспедиция не воплотит эти истории в реальность.