(«Между нами говоря, я никогда не должен был ставить на эту должность американца. Они такие невинные: даже не подозревают, как работает взятка. Вы вот знали, что средняя плата за канонизацию составляет четверть миллиона евро? Единственное чудо состоит в том, что за это готовы платить…»)
Что касается следующего человека, вошедшего в Каза Санта-Марта, – кардинала Тутино, префекта Конгрегации по делам епископов, – то его точно отправят в отставку в следующем году. Он попался на язычок прессе – обнаружилось, что он растратил полмиллиона евро, соединив две квартиры, чтобы хватило места для трех монахинь и капеллана, без услуг которых он никак не мог обойтись. Тутино в прессе исколотили так, что теперь у него был вид человека, подвергшегося физическому избиению и едва выжившего. Кто-то придавал гласности его частную переписку по электронной почте. И теперь он был одержим поисками – кто же это делает. Двигался он перебежками. Оглядывался через плечо. Ему было трудно смотреть Ломели в глаза. После самых торопливых приветствий он проскользнул в Каза, демонстративно неся свои вещи без чьей-либо помощи в дешевой дорожной текстильной сумке.
К пяти часам начало темнеть. С заходом солнца похолодало. Ломели спросил, сколько кардиналов еще не пришли. О’Мэлли справился со своим списком.
– Четырнадцать, ваше высокопреосвященство.
– Значит, сто три овцы из нашего стада до полуночи успели в безопасный загон. Рокко, – обратился он к молодому капеллану, – будьте добры, принесите мой шарф.
Вертолет исчез, но последние из демонстрантов еще продолжали протестовать, доносился ритмичный барабанный бой.
– Интересно, куда пропал кардинал Тедеско? – спросил Ломели.
– Возможно, он не придет, – ответил О’Мэлли.
– Ну это было бы слишком хорошо! Впрочем, простите мое злопыхательство.
Вряд ли он имел право укорять секретаря Коллегии в неуважении, если сам его демонстрировал. Он сделал себе заметку на память покаяться в этом грехе.
Отец Дзанетти вернулся с шарфом в тот момент, когда появился кардинал Трамбле – он пришел один со стороны Апостольского дворца. На плече у него висела повседневная сутана в целлофановом пакете из химчистки. В правой руке – спортивная сумка «Найк». Такой образ он принял после похорон его святейшества: папа двадцать первого века – скромный, простой, доступный, но при этом ни один волосок его великолепной седой шевелюры под красным дзукетто не растрепался.
Ломели предполагал, что канадский кандидат отпадет сам по себе два-три дня спустя после начала конклава. Трамбле знал, как подать себя прессе. В качестве камерленго он отвечал за каждодневную работу Церкви до избрания нового понтифика. Забот у него было не особенно много. Тем не менее он ежедневно собирал кардиналов в Зале синода, потом устраивал пресс-конференции, а вскоре начали появляться статьи, цитирующие «источники в Ватикане», в которых говорилось, какое огромное впечатление на коллег производит его мастерское управление делами. У Трамбле было и другое, более действенное средство продвигать себя. Именно к нему как к префекту Конгрегации евангелизации народов обращались за финансированием кардиналы из развивающихся стран, в особенности из стран бедных. Им требовались деньги не только для миссионерской деятельности, но и на проживание в Риме в промежутке между похоронами папы и конклавом. Произвести на них впечатление можно было без труда. Если человек наделен таким сильным чувством судьбы, то, может быть, он и в самом деле избранный? Может быть, ему был знак, невидимый для остальных? И уж точно невидимый для Ломели.
– Добро пожаловать, Джо.
– Якопо, – дружески ответил Трамбле и с извиняющейся улыбкой поднял руки, показывая, что не может обменяться рукопожатием.
«Если он победит, – пообещал себе Ломели, – меня на следующий же день не будет в Риме».
Он намотал на шею черный шерстяной шарф и засунул руки поглубже в карманы пальто, а потом принялся притопывать по брусчатке.
– Мы могли бы подождать и внутри, ваше высокопреосвященство, – сказал Дзанетти.
– Нет, пока еще есть такая возможность, я хочу подышать свежим воздухом.
Кардинал Беллини появился только в половине шестого. Ломели увидел его высокую, худую фигуру – он двигался в тени по краю площади. В одной руке нес чемодан, в другой – черный портфель, настолько набитый книгами и бумагами, что и закрыть его как положено не удалось. Голова кардинала была наклонена в раздумье. По всеобщему мнению, Беллини был фаворитом в гонке претендентов на трон святого Петра. Какие мысли появлялись в этой голове в связи с такой перспективой, спрашивал себя Ломели. Кардинал был слишком благороден для интриг и слухов. Если папа сурово критиковал курию, то на Беллини его критика не распространялась. Он в качестве государственного секретаря весь отдавался работе, и его подчиненные вынуждены были организовать вторую смену, которая приходила каждый вечер в шесть и оставалась с ним до полуночи. Он в большей мере, чем кто-либо из других членов Коллегии, имел как физические, так и умственные способности для папского трона. И он был человеком молитвы. Ломели решил голосовать за него, хотя своего намерения не оглашал, а Беллини имел слишком щепетильный характер, чтобы спрашивать. Экс-секретарь был настолько погружен в свои мысли, что вполне мог пройти мимо встречающих. Но в последнюю минуту он вспомнил, поднял голову и пожелал всем доброго вечера. Лицо у него казалось бледнее и изможденнее обычного.