— Все равно преимущество колоссальное.
— Да ить никто и не спорит. Мало того, в первые два дня сражения, пользуясь лучшей воинской подготовкой, лучшей дисциплиной, лучшим оружием, да и, в конце концов, большей доблестью, греки били персов в хвост и в гриву. Надо сказать, что потери объединенного войска составили всего три человека убитыми. Ну а персов никто и не считал. Даже их гвардия обделалась по полной. А вот в конце второго дня к Ксерксу явился некий Эфиальт и предложил провести его войско горной тропой в тыл обороняющимся грекам. Ксеркс, не будь дурак, согласился и послал двадцать тысяч в обход. Узнав об этом, Леонид, как старший на рейде, собрал совещание. Мнения разделились, а следом разделилось и войско. Геродот, например, утверждал, что Леонид сам отослал греков, чтобы сохранить им жизнь, так сказать, для будущих сражений. Вобщем осталось всего полторы тысячи воинов против всей персидской армии.
— Почему это полторы тысячи? — недоверчиво спросил Серега. — А как же триста спартанцев?
— Ну так сам посчитай. По Геродоту было еще семьсот феспийцев и четыреста фиванцев. И вот когда началась свалка, фиванцы предпочли сдаться, чем заслужили клеймо рабов и вечный позор. А вотфеспийцы пали все до единого.
— Блин! — воскликнул Серега. — А я про феспийцев ничего и не слышал! Это что же получается, дрались все вместе, а герои — спартанцы..
— А это потому, — сказал Бобров. — Что Спарта подсуетилась и воздвигла памятник. И вообще всячески своих рекламировала. Ну, во-первых, царь, а во-вторых, спартанцы же всем прочим не чета. А феспийцы как-то пролетели. Нет, им, конечно, тоже памятник поставили, но уже в наше время.
— И что, все триста так и погибли? — спросила Дригиса, сделав большие глаза.
Златка тоже подалась вперед, и в глазах ее читался тот же вопрос. Бобров не стал их разочаровывать.
— Нет, конечно, — сказал он с ноткой трагичности. — Достоверно известно, по крайней мере, о троих спартанцах, которые не присутствовали по разным причинам. Так, один из них по имени Пантит был царем отправлен в Фессалию в качестве гонца. Уже позже, узнав об исходе сражения, он понял, что на родине его ничего не ждет кроме всеобщего презрения и покончил с собой.
— Но как же! — почти одновременно воскликнули девчонки, посмотрели друг на друга и Златка продолжила. — Его же царь послал.
— Царь-то послал, — ответил Бобров. — Но царя же убили, а больше никто не смог бы подтвердить, что это сделал именно царь. Получается, что человек покинул войско самостоятельно. И кто он после этого? Правильно — дезертир.
— Но… — Златка была растеряна.
— Таково было в Спарте общественное мнение, — развел руками Бобров. — Кстати, еще двоих Леонид лично отправил в соседний городок для излечения. Уж не знаю, чем там болели закаленные спартанцы, но один из них, как зовут — забыл, услышав, что персы обходят (как услышал — тайна великая), облачился в доспехи и успел (успел!) к финалу. Ну и, естественно, погиб. А второй… Вот его помню — Аристодем. Так он к финалу не попал. Причину не знаю. Но на родине его прозвали Аристодем-трус. Не знаю, какова была его жизнь. Наверно невеселой. Но через год грянула битва при Платеях, где объединенное войско греческих полисов разнесло вдребезги персидскую армию. И вот там прозванный трусом Аристодем отличился так, что после битвы совет командиров всерьез отличил его как самого доблестного воина. Но награды он не получил, потому что кто-то высказал мнение, будто Аристодем бился как исступленный, выйдя из рядов, потому что искал смерти из-за своей вины. Вот так-то.
Слушатели молчали. Больше в этот день Бобров о Греции не рассказывал.
На следующий день он рысью пробежался по Фессалии, Этолии, Эвбее, Беотии, не заостряя внимание ни на одной из них. Народ внимал невнимательно, потому что с утра Вован возгласил, будто они уже на середине Понта и завтра к вечеру должны быть дома. И настроение сразу стало соответствующим. А девчонки тут же полезли на фор-марс в надежде первыми увидеть землю.
И только поздно вечером, уютно устроившись под боком у Боброва, Златка поинтересовалась:
— А о чем вы там шептались с этой Тайс?
Бобров даже на локте приподнялся, чтобы взглянуть Златке в глаза. Но девушка смотрела на него совершенно бесхитростно, без всякой задней мысли и Бобров успокоился.
— Видишь ли, — произнес он медленно. — Тайс Афинская действительно историческая личность и я был крайне удивлен, встретив ее на улице.
— А что значит историческая? — спросила Златка.
Бобров скосил на нее глаза. Девушка мечтательно глядела в подволок каюты и в глазах ее пробегали зеленые искорки.