Перед Березовой аллеей мне пришлось резко свернуть вглубь острова — она хорошо освещалась, и на ней я увидел еще двух своих врагов. Сначала они меня не заметили, шли, вглядываясь в темноту, но тот, который преследовал меня от Горбатого мостика, резко им что-то крикнул, и они сразу же присоединились к погоне. Я бежал по бездорожью, и мне становилось все тяжелее и тяжелее, я понял, что сейчас скисну, сдамся, остановлюсь, чтобы отдышаться, и тогда мне каюк. На ходу я вытащил из куртки трубку Хиппы, сунул ее в карман брюк, стянул куртку и бросил ее на землю — бежать стало легче. Я немного поднажал, и вот тут открылось уж не знаю, какое дыхание, потому что второе сегодня уже было, и прошло, и сил больше не оставалось. А теперь вот, откуда ни возьмись, появились. Я свернул на Боковую аллею и по ней добежал почти до Большой аллеи, но у самого угла увидел еще один силуэт, который двигался мне навстречу, и тогда я опять рванул по бездорожью. Теперь моя надежда была на мост, ведущий к Крестовскому острову. Впереди, вдоль Крестовки, расположилось несколько усадеб, окруженных заборами, но я знал, что одна из усадеб сейчас продана, не охраняется. Забор придется дважды перемахнуть, не знаю уж, справлюсь ли с этим. И еще — главное, в темноте не ошибиться дачей.
Забор-то я не перепутал, видел его уже в десяти метрах перед собой, и прикидывал, пытаться взять его с разбегу или вскарабкаться, подтянувшись, когда добегу до него. Но я не успел ничего решить. Над забором появилась чья-то темная фигура, и я рванул в единственном оставшемся направлении — в сторону 14-ого моста через прорытый невесть в какие старые времена канал. Перескочив через него, я имел возможность перебраться на Елагин остров или спрятаться в более дикой северной части Каменного острова. Но и это мне было не суждено. По мосту шел мой последний — шестой враг. И тогда, окруженный практически уже со всех сторон, я свернул в тупик, туда, откуда не было никакого выхода, на островок, расположившийся посреди речки Крестовки.
На Крестовке еще при Петре, как мне думается, были насыпаны два искусственных островка. Один из них — совсем маленький и круглый — не имеет никакой связи с большой землей. Другой — длинный, вытянутый вдоль реки метров на сто пятьдесят. И в одном конце его расположен мостик, связывающий его с Каменным островом. Вот на этот-то мостик я сейчас как раз перескочил и побежал к дальнему мысу. И когда добежал до самой оконечности островка, остановился и повернулся к своим врагам лицом.
Всё, сил у меня больше не было. Если бы я не выдохся почти до смерти, я мог бы попытаться спастись вплавь — скинуть кроссовки и броситься в воду. Течение здесь было сильное, дно глубокое. Летом я, нырнув с метровой высоты, почти всегда умудрялся проплыть под водой до противоположного берега, при этом течение резко снесло бы меня вниз, и я оказался бы вдали от всех мостов, на Крестовском острове. Конечно, потом прятаться было бы нереально, пришлось бы сразу нестись домой — в мокрой одежде много в конце сентября не набегаешь… Все это пронеслось в моей голове, но я не стал ничего предпринимать для своего спасения. Только сунул руку в карман брюк, нащупал трубку Хиппы и, глядя на приближающихся врагов, опять стал наугад нажимать кнопки. А губы мои шептали в это время, как мне казалось, мою последнюю в этой жизни молитву. Жутко мне было, жутко и страшно, хотелось броситься ничком в грязь, по щиколотку в которой я стоял, спрятаться, не видеть эти проступающие в темноте и становящиеся все более четкими силуэты. И я не знал, что сейчас меня больше держит в вертикальном положении: молитва или трубка Хиппы. Сознанием я цеплялся за последнюю надежду на жизнь, и сознанием же думал уже о жизни вечной, к которой я стремительно приближался. Вдруг резкая, сильная, невыносимая боль охватила все мое тело, оно мгновенно одеревенело, так что я даже не мог открыть рот, чтобы закричать, я рухнул на землю, меня скрючило, но боль не проходила. И тут они подошли вплотную ко мне. Они, мои враги.
ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я смутно помню, что происходило в дальнейшем. Вероятно, я несколько раз потерял сознание. Реальность то мучительно выплывала из черноты, усиливаясь болью, невыносимо громкими звуками и резкими вспышками света, похожими на молнии, то пропадала, принося с собой облегчение. Кажется, меня пинали ногами, кажется, меня о чем-то спрашивали — их почему-то интересовал Мэйл.Ру, несколько раз они обсуждали между собой, что им надо узнать, кому я говорил о том, что рассказывал мне Ветер, кажется, мне обшарили карманы, вытащили трубку Хиппы, я видел, как они разглядывают ее, позабыв обо мне, и главарь, не знаю уж почему, я сразу определил, кто из них главарь, запретил им нажимать кнопки, после того, как еще раз над тишиной острова, смягченной журчанием вод Крестовки, раздался вой сирены. Я не думал о смерти, я вообще ни о чем не думал, кроме того, чтобы это кончилось как можно скорее. Боль заслоняла весь окружающий мир. Мне казалось, что один из шестерых — тот мальчишка, лет двенадцати, который на днях преследовал меня, а другой — тот сатанист, который находился со мной в магазине. Но я не был уверен в этом, возможно, всех шестерых я видел впервые в жизни. Тем более, рассвет все никак не наступал. Мне казалось, что прошло уже много часов, а над островком по-прежнему было темно, хотя и чувствовался какой-то намек на то, что скоро наступит утро.
Вдруг какая-то огромная тень метнулась из темноты на одного из бандитов, свалила его. Бросилась на другого, и его тоже опрокинула на землю. Затем грохнул выстрел, после которого раздался яростный рык и третий сатанист упал. Тот, что мне показался мальчишкой, прыгнул в воду. За несколько секунд мой спаситель расправился еще с двумя врагами. Я уже понял, что это собака, здоровая такая собака. Мне вдруг захотелось поднять голову, чтобы посмотреть, как там мальчишка; по идее, он прыгнул в воду там, где можно было быстро перебраться на маленький островок, но в верхней одежде далеко не уплывешь, однако посмотреть я никуда не мог — одеревеневшая шея не хотела шевелиться. Я услышал негромкое «апорт», недовольное ворчание, а затем всплеск — и понял, что собака бросилась в воду за тем из шестерки, кто попытался спастись вплавь. Остальные пятеро лежали беззвучно, не шевелясь, и как я подозревал, они были мертвы, но ничего этого я проверить не сумел — мне было не шелохнуться, даже чуть-чуть. От собственного бессилия и боли я чуть не плакал, но и на это у меня совершенно не было сил. Зато я чувствовал невесть откуда взявшуюся уверенность, что самое страшное позади.
Надо мной кто-то наклонился, большой и лохматый.
— Защитника вызывали? — спросил знакомый голос. Это был Хиппа. Я промычал что-то в ответ. Он дал мне несколько раз по щекам, потом плеснул на лицо ледяную воду. Я услышал, как громко встряхивается вылезшая из реки собаки. Потом что-то горячее стало лизать мне лицо. Я видел, как Хиппа в темноте ходит от одного лежащего тела к другому, нагибается над ними, шарит по карманам, что-то делает с ними, а затем сваливает в воду с той стороны Крестовки, где течение сильнее. Неподалеку сидел на земле спасенный собакой сатанист, с его одежды текла вода, и весь он трясся от холода.
— Идем, — кивнул ему Хиппа, взвалил меня на плечо, как тюк с одеждой, свистнул собаке, и дальше я уже совсем ничего не помню до того момента, как очнулся на лестнице собственного дома, беспомощно болтаясь на плече соседа. Он не понес меня в мою квартиру, а повернул к себе, протолкнул в дверь сатаниста, пропустил вперед собаку, а потом мы оказались там, где я никогда не был. Я вдруг понял, что за все это время ни разу не гостил у Хиппы, даже в прихожей у него никогда не бывал.
Сосед положил меня на диван, я попытался промычать, что, дескать, не надо, я по уши весь в грязи, можно и на пол, но Хиппа, не обратив на мое мычание ни малейшего внимания, подошел к стоящему у стены платяному шкафу, открыл его створки, раздвинул одежду, буркнул сатанисту, чтобы тот туда лез, тот испуганно послушался, за ним следом Хиппа отправил Найду, а затем перенес меня. У шкафа была раздвижная задняя стенка, которая вела в соседнюю комнату, она выглядела жилой. Почти жилой. Здесь были кровать, стол, кресла, стеллажи. И везде — на стеллажах, на полу, на столе громоздилось оружие.