— Мы вряд ли еще увидимся, — печально промолвил отец Илларион. В своем бесконечном эгоизме я думал, что он говорит так, потому что предполагает — меня скоро убьют. Почему я не понимал, что те гонения, которые происходили со мной, касаются не только меня? Я в полной мере испытывал свою несчастливую судьбу, но из своего маленького мирка, как бы широко я ни общался в сети со всем миром, я не мог увидеть ничего, что предвещало бы гибель еще множества людей. Вероятно, мое сознание не способно никогда было такое вместить.
— Храни вас Бог, сынок, — пожелал отец Илларион. — Тебе понадобится еще много мужества и сил. Держись. И не сдавайся. Помни, что с нами Бог и Пресвятая Богородица.
ЧАСТЬ СОРОК СЕДЬМАЯ
24 сентября. Суббота. Шесть дней до завершения конкурса.
Я смутно представлял, как будет происходить переезд. Но я все-таки был уверен, что худо-бедно он состоится. Мог ли я предположить, что обстоятельства сложатся, вовсе не так, как планировали люди? Пора уже было привыкнуть, что каждый день приносит новые радости, такие, которые решить мне оказывается не под силу, и только волей Божией и молитвами Богородицы, мы все до сих пор живы. Я делал то, что я умел, и как умел, но, очевидно, в мои действия или в мысли мои закралась ошибка. Иначе не шло бы все так наперекосяк. Ведь вывел Господь всех до единого христиан из Иерусалима перед той самой осадой, при которой погибло более миллиона иудеев. А с другой стороны, возможно, это было испытание, только получалось, что я настолько слабый христианин, что не знаю, как поступать во всех тех ситуациях, в которых оказывался. Возможно, легче было бы выйти всей семьей на смерть, исповедав Христа. Но никто не стоял надо мной с жертвенным ножом в руке, никто ничего не требовал, за мной просто шла охота, и должен я сопротивляться врагам или смиренно принять судьбу — я не знал. Не слишком мне помог вчера, чтобы разобраться в этом, и отец Илларион. Я видел, как сильно он сопереживает мне и как глубоко трогают его наши бедствия, но давать конкретные советы он не решился. Может быть, и сам он не знал, как я должен поступать в том или ином случае?
Я не спал. Лежал на правом боку, лицом к шкафу, загородившему окно. Дашки в спальне не было уже тогда, когда я проснулся, она собиралась с утра пожарить котлеты в дорогу, но Длинноухий свернулся рядышком комочком, и я, боясь пошевелиться, любовался им. Любое неосторожное движение могло привести к тому, что боль толчками вернулась бы в раненое плечо, как не раз случалось за последние два дня, а поворачиваться в противоположную сторону, к прикроватному столику, где лежали лекарства, мне не хотелось.
Длинноухий не спал. Глаза его были прикрыты, но веки тихо вздрагивали — так всегда было, когда он притворялся, что дрыхнет, а сам сквозь длинные ресницы подглядывает за тем, что происходит снаружи. Я знал, что сейчас он смотрит на меня, но не хочет, чтобы я это заметил. И мне не хотелось разрушать его иллюзию — я делал вид, что не замечаю того, что он не спит. Неожиданно глаза Длинноухого распахнулись, зрачки расширились, рот испуганно открылся. Он смотрел в сторону двери, через мое раненое плечо.
— Что случилось? — шепотом спросил я, но Длинноухий не ответил, а нырнул с головой под одеяло и спрятался там. Я, чуть не застонав от боли, повернулся на спину и взглянул на дверь. В проеме стоял незнакомый мне человек и внимательно разглядывал мою комнату.
— Кто вы такой? — спросил я. — Откуда? — мне было очень спокойно. Я вдруг понял, что это сон. Или что я опять нахожусь в предсмертном бреду. Да, наверное, опять болевой шок, вон как плечо прихватило. Короче, волноваться совершенно не стоит, так я был уверен. Это еще одно искушение, чисто духовное, и я должен с ним справиться, не поддаваться на провокацию. Силы мне нужны в реальной жизни, так что нечего их зря растрачивать во сне. Да и вообще зачем я разговариваю с этим типом — раз он мне снится? Я закрыл глаза и постарался подумать о чем-нибудь приятном — вдруг кошмар усилием воли удастся превратить в приятное сновидение.
— Управление Внутренних Дел, капитан Касьянов, — услышал я негромкий голос и, вздохнув, открыл глаза. — Сон это или не сон, а проигнорировать его, похоже, не удастся.
ЧАСТЬ СОРОК ВОСЬМАЯ
Капитан Касьянов был коренастый, плотный человек, с пронзительными черными глазами, которые единственно и выдавали в нем властную натуру. Помимо него в спальне находился длинный вертлявый парень, лет двадцати пяти, который, как мне подумалось, проскользнул в нее несколько раньше; он, не смущаясь, вертел головой, шаря взглядом по всем углам. В руках он держал маленький кожаный саквояж.
— Эй, вставай, — мотнул головой мне парень, — поговорить надо.
— Я болен, — попробовал я сопротивляться и, как ни странно, мое возражение, было принято.
— Лежите-лежите, — сказал капитан. — А вот ты, мальчик, вылезай-ка давай и поиграй пока там, — он приподнял край одеяла, под которым прятался Длинноухий, и показал ему на коридор. — Ушастик медленно вылез из постели и, злобно зыркая глазенками на нежданных гостей, кутаясь в одеяло, нашарил ступнями шлепанцы, влез в них и, шаркая ногами, поплелся из спальни. Я облегченно вздохнул, так как опасался, что он может сорваться и наговорить лишнего. Такое с ним случалось прежде, когда он сталкивался с ситуациями, которые считал несправедливыми, и если уж Длинноухий срывался, его было не остановить.
— Где моя жена? — спросил я. — У вас есть ордер?
— Голубчик, — сказал капитан Касьянов. — Я понимаю, что законы меняются стремительно, но войти в квартиру без разрешения хозяина, работники УВД могут исключительно имея официальное разрешение прокуратуры, закон этот принят в 2033 году.
Да, я слышал об этом. В свое время в обществе активно обсуждали насильственное закрытие всех скобяных отделов в магазинах страны — властями вводилось обязательное употребление электронных замков, открывать которые работники органов Безопасности могли в ряде случаев — ряд этот был довольно длинный, но злоупотребления случались редко, наказание за них следовало жестокое и незамедлительное. Говорили, что в квартиры с обыском приходили чаще всего в то время, когда хозяева отсутствовали или спали — для того, чтобы застать все вещи на тех местах, где они находятся в момент обыска — спрятать их хозяева обычно не успевали. Я предполагал, что причин для визита органов ко мне, накопилось достаточно много, поэтому не знал, что и думать — надеялся только, что пришли ко мне не из-за трубки Хиппы. Ну, и разумеется, не из-за убийства кавказкой сатанистов. Ну, и хотелось бы, чтобы не из-за Конкурса Мэйл.Ру. И не из-за смерти Ветра. И не из-за его выступления на телевидении. И не из-за преступной, с точки зрения государства, деятельности SolaAvisa. И не… Как бы я ни хотел избежать неприятностей по всем этим причинам, я понимал, что жребий судьбы одну из них мне вытащил.
— Вы не сказали, где моя жена, — напомнил я.
— С ней беседуют на кухне, — ответил капитан Касьянов. — Вам мы тоже хотели бы задать несколько вопросов. Это ненадолго, не беспокойтесь. Если вы правдиво нам все расскажете, то тотчас же будете свободны от нашего присутствия. — он кивнул парню. Тот подошел к тахте и, раскрыв саквояж, вытащил из него какое-то устройство. Я догадался, что это детектор лжи. Он хотел прикрепить его к моему предплечью, но я возразил, что левая рука у меня больна. Если ему так нужно прицепить ко мне эту штуковину, я передвинусь, так и быть, на другую сторону тахты, и пусть крепит ее к правой руке. Так и сделали.
— Что у вас с рукой? — как бы между прочим осведомился капитан Касьянов.
— Поранил, — уклончиво ответил я, — Сильно травмировал.
— При каких обстоятельствах?
— Это относится к теме допроса? — поинтересовался я.
— Мы сами решаем, какие задавать вопросы, — спокойно сказал капитан Касьянов. — И это пока не допрос. Дружеская беседа…
— С детектором лжи, — ехидно заметил я.
— Должны же мы быть уверены, что вы говорите правду, — ответил он, но о своем вопросе не забыл. — Так все-таки, при каких обстоятельствах?