8 сентября 2050 г. Хотел бы увидеть своего ангела. Интересно, он тоже мальчик?
6 сентября 2050 г. Папа надеется, что на своих плечах вынесет все, и не понимает, что это гордость.
3 сентября 2050 г. Смотрел новостную ленту. Я убежден, что президент Антарктиды — антихрист. Я живу в самое интересное время, это здорово, только бывает очень страшно — потому что людям больно, а я слишком маленький, чтобы кому-то помочь.
1 сентября 2050 г. Папа и мама прячутся от жизни, надеясь этим спасти меня и Цыпленка. Может быть, это аморально, что я не пытаюсь помочь им понять, что они ошибаются?
Ниже записей не было, они все автоматически ушли в архив.
Я достал из кармана семейные фотографии, которые собирался взять с собой, отсканировал их и положил снимки в свой Мир. К той записи, где прощался со всеми. Теперь можно было не бояться, что наши фотографии кто-то увидит. Теперь я мог совсем ничего не бояться.
ЧАСТЬ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
К 8 утра я вытряхнул на пол содержимое обоих рюкзаков, которые Дашка приготовила к тому еще дню, когда мы собирались уехать с Хиппой в неизвестном направлении. В кармашке одного из них я нашел аккуратно завернутые в пластик — чтобы не промокли, если попадут под дождь — наши документы: паспорта взрослых и свидетельства о рождении детей. Я перевел на Дашкин счет три тысячи евро, присланных Феей, и положил документы в карман, вспомнил про деньги, отложенные для поездки в Чумной форт, их тоже взял. В общем-то, я решил, что отдам паспорт Дашки Цыпочке. Конечно, до Перми ей лучше не пользоваться им — добираться придется автостопом. Но от Перми на восток она сможет двигаться уже свободно. Насколько мне известно, идентификаторы личности там еще не в ходу.
Я позвонил в храм, но никто не взял трубку. Я подождал 15 гудков и позвонил отцу Сергию на мобильный, он оказался отключен, как и Машин. Тогда я оделся и потихоньку двинулся в сторону храма на Каменном острове.
Было прохладно, но совершенно безветренно. Я давно не выходил на улицу и освежающий воздух защипал мне лицо и горло, с непривычки закружилась голова. Я брел себе потихоньку, стараясь думать сейчас о самом насущном и необходимом — о том, как я снаряжу в путь Цыпочку, какие дам ей указания, предостережения, советы — девчонка ведь еще совсем. Я перешел Каменноостровский мост, но еще не сойдя с него, увидел, что окна в церковном доме выбиты, а стены измазаны антихристианскими лозунгами. Я встревожился и пошел дальше чуть быстрее. Издалека храм не было видно — его загораживали деревья. Что случилась беда, я сначала даже не увидел, а услышал: мимо меня с сиреной пронесся милицейский козлик. Когда до храма оставалось метров тридцать, я уже видел его очертания, но видел также и пожарную машину, и несколько скорых, приткнувшихся к тротуару. Из дверей санитары выносили носилки с закрытыми простынями людьми. Близко меня не подпустили менты, я спросил, остался ли жив священник, или еще кто. Милиционер ответил, что в церкви ночевали несколько человек, вероятно, не соблюдали правила пожарной безопасности — свечи не погасили или лампады, следователи выяснят — в любом случае, начался пожар, все погибли. Храм собирались закрывать через неделю-две, но теперь уже ждать нечего, можно сегодня же опечатывать. Я отошел немного вглубь парка, закурил. Стоял и размышлял о том, что мне делать дальше. Вдруг я вспомнил, что у меня остались в кармане свечи, которые я хотел взять в Форт, для обряда крещения Одинокой Птицы. Я вытащил их, сел на корточки, и воткнув в землю, зажег. Я встал на колени и прочитал заупокойную молитву за отца Сергия, Машу, Цыпочку, а когда свечи прогорели, встал и тихонько побрел обратно домой.
Пустота, образовавшаяся внутри, как черная дыра, высасывала силы, и только пышная осень, с ее желтыми листьями, застывшими на деревьях, отвлекала мое внимание. Такая красота — а мы просидели все это время дома, запертые в четырех стенах — как жаль, что Дашка этого уже никогда не увидит. «Она вчера видела», — толкнуло меня изнутри. Мне стало очень больно, но в то же время какое-то спокойствие сходило на меня, заботливо окружало, обволакивало нежностью и любовью. Я не заметил, когда это началось, кажется, когда я зажег свечи около храма, но, может быть, и раньше. Оно было ненавязчиво, но оно было всюду, только плотнее концентрировалось вокруг меня. Я сопротивлялся ему изо всей силы, не чувствуя себя вправе радоваться, но оно было сильнее меня. Со мной раньше никогда не было такого: меня раздирало изнутри, но то, что спускалось сверху, бесконечно доброе и милостивое, было таким огромным, что поглощало мою боль. В одно и то же время я испытывал счастье, безмятежность и покой и тут же — отчаяние, которому сам не позволял отступать, боясь, что если оно уйдет, то этим я предам Длинноухого, Дашку, Цыпленка, Ветра, Хиппу, Одинокую Птицу, отца Иллариона, отца Сергия, Цыпочку, Машу. Но к тому моменту, когда я вернулся домой, я совершенно успокоился и столько радости было во мне, что я чувствовал, как она не только остается во мне, но проходит через меня и переходит в окружающее пространство. «Наверное, это то, что называется благодатью», — подумал я.
Я сел за ноутбук Длинноухого. Проверил, не могу ли отослать деньги обратно Фее — нет, к сожалению, их нельзя было снять с Дашкиного счета. Зря я поторопился их положить на него.
Я открыл главную страницу Мэйла. Первое место списка занимал Скиталец. Второе место занимал неизвестный мне человек, а третье — Фея. «Прости меня, Фея, — сказал я. — и спасибо тебе». Внизу страницы печаталась текущая информация, я проглядел ее. Администрация Мэйл.Ру с прискорбием сообщала, что несколько претендентов на первое место, освободили свое место для других участников конкурса. Местный аналитик писал, что это вполне объяснимое явление: ведь лидируют в конкурсе «Смерть» самые деструктивные элементы, отщепенцы, которых отвергает само общество. Так, например, выяснилось, что один из бывших претендентов на первое место, Ветер, в самом деле умер не от сердечного приступа, а в результате передозировки наркотиков; Цыпочка, так долго продержавшаяся впереди, профессиональная шлюха, которая, подтасовав факты, пыталась шантажировать молодежного кумира — Валентинова, а SolaAvis — как оказалось, известный террорист, и слава богам, что с помощью президента Антарктической республики Александра Блейка, он, как и многие другие преступники, был обезврежен.
Я заглянул в новостную ленту. Продолжали говорить про Чумной форт и другие взорванные склады, восхваляя проницательность и активную миротворческую деятельность Антарктического правительства. О сибирской переписи тоже было несколько слов, скупо сообщалось, что христиане изгнаны из резерваций, как религиозное меньшинство, которое занимается проповедью устаревших истин. Православные назывались источником всех современных бед. Местному населению запрещалось оказывать им какую-либо помощь под угрозой изгнания. Лента заканчивалась огромной красной надписью: «МИР И БЕЗОПАСНОСТЬ».
Я выключил ноутбук и пошел в ванную. Посмотрел в зеркало на свою обросшую физиономию и не узнал самого себя. Я разделся, стянул с плеча бинты, залез в горячую ванну. Удивительно, вчера еще рана сильно кровоточила, а сегодня вовсю затянулась. Целый час я с великим блаженством отмокал от всего того зла, которое накопилось во мне. И когда вытащил пробку в ванной, мне показалось, что вода забрала с собой все плохое и грязное, что было в моей душе.
Я одел белую рубашку, все чистое и новое. Только свитер у меня был всего лишь один, а в квартире еще не начали топить. Одел тот, что был на мне все эти дни.
Я рано лег спать и без всяких снов спокойно проспал до 8 утра следующего дня.
ЧАСТЬ СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Я проснулся с ощущением, что я совершенно здоров. Все было, как в старые добрые времена. Только в комнате стоял кавардак, не было рядом Дашки и еще я по-прежнему чувствовал незримый покой, благодатно сходивший на меня. Я потянулся и вскочил с тахты. Быстро сбегал в ванную, умылся, вернулся в спальню, зажег лампаду перед иконами и прочитал утреннее правило. Сделал зарядку. Собрал валявшиеся на полу вещи, которые я вчера вытряхнул из рюкзака, отнес все в ванную — некогда мне ими заниматься. Шкаф по-прежнему загораживал окно, мне захотелось подвинуть его на место, но я несколько переоценил свои силы, мне это не удалось, и я махнул на него рукой. Я приготовил на скорую руку яичницу и кофе, позавтракал, вымыл посуду. Больше заняться пока что было нечем. Взял Библию и стал читать Апокалипсис.