Выбрать главу

— Я тебе помогу, — посочувствовал Тихон нелегкой доле казаха и быстро вернул бутылки на прежнее место. Даже проверил — в каждом углу вновь, оказалось, по тридцать бутылок.

— Справа были маленькие, а слева большие. А сейчас перепутались. Надо переставить.

— Это уже делай сам. — Тихон развязал казаху руки.

Мурат встал и задумался, с какой кучи начать?

— Интересно, чего больше: среди больших бутылок маленьких, или среди маленьких больших?

— Одинаково, — не глядя, ответил Тихон.

— Ты успел посчитать?

— В данном случае считать не требуется. Простая логика.

— Несколько больших бутылок откатились к маленьким, — попытался рассуждать Мурат. — Потом столько же, не разбирая, какие именно, ты вернул обратно. Среди больших бутылок оказались маленькие, и их количество равно числу больших бутылок в стане маленьких?

— Да.

— Но ты даже не знаешь, сколько именно бутылок переставил.

— Это логично. Перемещай хоть все, а потом расставь обратно по тридцать. Результат будет тот же.

— Сейчас проверю. — Мурат пересчитал бутылки и воскликнул: — Точно! А если бы маленьких бутылок было больше? Например, сорок?

— Хоть сто сорок. Главное, чтобы после всех перестановок в каждой куче осталось прежнее количество. Тогда число неправильных бутылок в каждой куче будет одинаково.

— Почему? — изумленно спросил Мурат.

— Подумай. Найти решение самому гораздо интереснее, чем узнать готовый ответ. — Тихон окинул взглядом безрадостную обстановку и серьезно сказал: — Надо тебе ехать на БАМ. Поработаешь на ударной комсомольской стройке. К истории приобщишься. Будешь потом внукам с гордостью говорить: я строил Байкало-Амурскую магистраль!

— У меня же документов нет. И строить я ничего не умею.

— Ерунда, скажешь, что бумаги в дороге потерял. — Продолжал советовать Тихон. — А рабочей специальности тебя обучат, лишь бы желание было. Ты пойми, эта знаменитая комсомольско-молодежная стройка вот-вот закончится, и ничего более грандиозного у нас в стране, может, уже не будет! Я вот, если не поступлю в институт, обязательно туда поеду — я уже решил.

Мурат замолчал и серьезно задумался.

— Между прочим, ты — уникальный человек! — поразмыслив, сообщил Заколов. — И БОМЖ, и без документов, и от армии косишь, и живешь только на сданные бутылки. Таких людей в нашей стране, наверняка, больше и нет. Ты единственный!

— Вот такой я, — тяжко вздохнул Мурат. — Я бы и рад как все жить, но обстоятельства…

— Мурат, — нахмурился Тихон, вспомнив о том, ради чего он оказался в подвале. Он наклонился и пристально взглянул в глаза необычному подвальному жителю, — два дня назад ты здесь девушку не видел? Ее вытолкнули из окна туалета с твоей стороны здания.

— Что разбилась? — ахнул Мурат.

В его узких глазах Тихон не увидел никакой иронии или притворства.

— Нет, ее выволокли из окна первого этажа. Или она сама оттуда вылезла. С тех пор она пропала.

— Девушку я не видел… Я около стены не сижу. Если вылезаю, то быстро ухожу, чтобы меня никто не заметил… Тут солдат из стройбата, Ашот, на стройке часто торчит, вместо сторожа. Кирпичи охраняет и прочую ерунду. Вот кого надо спросить. Только это вы сами, я с ним в контрах. Он у меня еду ворует.

— Точно, видел я вчера солдата, — вспомнил Тихон, — дрых на песочке.

Ребята распрощались с Муратом и выбрались из подвала через небольшое отверстие вдоль труб.

После спертого подвального духа хотелось полной грудью вдохнуть свежий воздух. Но солнце уже стояло в зените, воздух был раскален, и никакой свежести не ощущалось. Прохлада подвала в эти минуты показалась манящей и комфортной. В общежитии она наступала только глубокой ночью, а днем, хоть закрывай окна, хоть держи их нараспашку, всегда душно и жарко.

Заколов и Евтушенко обошли небольшую стройплощадку. Сейчас здесь не было ни одного местечка, где можно было бы укрыться от солнца. И ни одного человека на стройке они не увидели.

Зато за ними следили сразу две пары глаз. Одна задумчивая из подвала, другая туманно-испуганная из-за угла.

Глава 8. Новая версия

Пока друзья возвращались в общежитие, Тихон рассказал Саше о том, что видел и слышал в кабинете Павленко. Общее мнение сформулировали так: заведующий кафедрой марксизма-ленинизма скользкий двуличный тип со странными увлечениями, хотя для безоговорочной роли маньяка-насильника фактов на него пока маловато. Друзья решили, что сбрасывать его со счетов пока не стоит, и по возможности надо за ним понаблюдать.

— Ты погляди, — вдруг остановился Тихон и присел на корточки. Под ногами бегали черные муравьи с поднятым вверх брюшком. — Бегунки, — показал он на муравьев мельтешащих по выжженной земле. — Молодые совсем. Недавно вылупились, вылезли сдуру на жару, бегают, ищут пищу для себя и своей матки.

— А чем они питаются? — спросил Сашка, зная страсть приятеля к насекомым и паукам.

— Мертвечиной всякой. Дохлыми мухами или раздавленными кузнечиками. А если что покрупнее отыщут, тоже не откажутся. На Балхаше таких не было. Значит здесь климат более жаркий.

Над муравьями закружилась стрекоза, спикировала на одного из них, деловито откусила брюшко, а оставшуюся часть бросила. Лапки жертвы еще дернулись раз-другой, а стрекоза уже парила и высматривала следующую добычу.

— До сентября доживут не все, — грустно констатировал Тихон. — У них самостоятельная жизнь только-только начинается, опыта еще никакого, и вот — первые уроки.

Ребята пошли дальше. Уже войдя в общежитие, Тихон вспомнил, как видел двух армян в бинокль из кабинета Павленко. Они прошли мимо института и скрылись в нежилой части города, где находились солдатские казармы и заброшенные старые бараки. Он рассказал об этом Сашке.

— Странные они все-таки, угрюмые, по ночам каждый день где-то бродят, — согласился Евтушенко, когда ребята входили в комнату.

На кровати в одних шортах лежал Борис и наигрывал на гитаре знакомую мелодию из репертуара «Beatles».

— Это вы о ком болтаете? — спросил он.

— Об армянах из общежития, странные они какие-то.

— Да педики обычные. Точно, говорю, голубые, — уверенно сказал Борис.

— Как голубые? — не понял Саша.

— Вот темнота провинциальная! — рассмеялся Борис. — Так мужиков гомосексуалистов называют. Го-лу-бы-ми.

— Любопытно… — Тихон задумался. — Карен с усами и бакенбардами, говорит грубым голосом и ведет себя, как старший, а Гамлет — стройненький, гладенький и голос у него мягкий, плавный.

— А чего ты хочешь, ведь они армяне, да еще после армии. Дело обычное, мужская любовь, — пояснил Борис. — После двух лет в казарме, кто хочешь поголубеет.

— Какое там обычное! Я таких мужиков еще не встречал. У нас же за это уголовное наказание предусмотрено, — возразил Саша.

— Вот они и скрываются, — согласился Борис. — Хотя на самом деле голубых хватает. Поверьте мне, у меня в Москве в артистических кругах знакомые есть. Так они такое рассказывают…

Борис небрежно отложил гитару, привычным движением опустил голые ступни ног на грязный пол и указал на окно:

— Вот, умные люди подсказали, что надо сделать.

И правда, фольга, прикрепленная к окнам, отражала солнечный свет, и в комнате было не так жарко. После полуденного пекла, под которым только что имели удовольствие пройти ребята, здесь было даже комфортно. Тихон стянул с себя грязную порванную рубашку, а Сашка пытался рассмотреть ссадину на голове в небольшом зеркале над раковиной.

— Где это вы так угваздались? Ого, кровь, — удивился Борис, глядя на испачканную рубашку Тихона.

— Было дело под Полтавой, — нехотя буркнул Тихон. Он не знал, стоит ли все рассказывать Борису. — В темном подвале в прятки играли, вот бошки и разбили. Дай посмотрю, что там у тебя, — Тихон раздвинул густую шевелюру на Сашкиной голове. — Шишка приличная, и кожу содрал, но кровь уже запеклась. Промыть надо. А у меня глянь.