Когда-то, совсем мальчишкой, он увидел эту фигуру пилотажа очень далеко отсюда, на полигоне рядом с родным городом, сидя на плечах у отца. В тот день Сергею и в голову не пришло бы, что через полтора десятка лет он сам совершит нечто подобное. Да еще и на другой планете. Когда «перепелка» начала заваливаться назад, в животе мигом завязался тугой комок, прямо как во время памятного выступления. Интересно, у того летчика тоже поджилки затряслись? Машина словно падала, распластав стальные руки-крылья. Сергей почувствовал, как руки в защитных перчатках бессовестно потеют. Он упорно продолжал удерживать управление не прекращая вращение, но вместе с тем ослабляя тягу. И «перепелка» повиновалась, совершив сальто в воздухе. И еще одно. И еще.
Поверхность красной планеты неумолимо приближалась, и закончивший кувыркаться самолет обещал ввинтиться в грунт буравчиком, уже целясь носом в ближайший холм. Сергей чуть нервознее, чем следовало бы, начал выравнивать машину. «Перепелка» избежала столкновения и пошла вверх в самый последний момент. Сердце билось предательски часто, что не могли не заметить на базе, куда шла телеметрия с его «птички». Начальник точно его покусает. Забота о здоровье работников была одной из главных задач службы.
Судя по часам на голографической панели, выделенное на игрища время кончилось. Успел. Сергей улыбнулся, буквально чувствуя, насколько бледна сейчас, после пережитого, его мимика, и начал ложиться на курс возвращения.
Расположенный на марсианской равнине Эллада город Титов не так уж и давно стал, собственно, городом. Крупная база освоителей Марса, построенная в одном из наиболее пригодных мест, стала домом сначала сотен, потом тысяч, а позже и вовсе десятков тысяч рабочих, ученых, космонавтов, их семей. В первые годы освоения Марса, когда еще использовалось устаревшее слово «колонизация», советское правительство вынуждено было запретить массовые перелеты на красную планету. Простым людям профессий, не связанных с опасностями и трудностями первопроходства, не следовало рисковать в долгом путешествии и не самой безопасной жизни. Но после того, как первая стадия терраформирования была завершена, и над всеми крупными базами землян появились климатические купола, обстановка изменилась. Жизнь стала проще, безопаснее, и титаническая работа первых лет завершилась успехом. Разросшееся население марсианских поселений обросло обширной инфраструктурой, сами базы развивались. Поэтому-то сначала была реструктурирована вся система технического и обслуживающего персонала, что позволило проекту «одомашнивания» стремительно воплотиться в жизнь. И только тогда, когда базы превратились в уютные и хорошо защищенные города, углубленные в грунт и накрытые куполами, к первым поселенцам на Марсе сумели добраться семьи. Не все, к сожалению – были и те, кого отбраковали по здоровью. Увы, не всякий человек пока мог позволить себе двухмесячное путешествие к иному миру. Однако таковых было немного, и тосковавшие по ним марсианские поселенцы получали льготные отпуска для свидания с невезучей родней.
Сергей не принадлежал к числу первопроходцев и не был одним из родственников, поспешивших к отцам и любимым. Он был выпускником открытой в 2029 году летной школы города Ефремова, что всегда забавляло знакомых. Забавляло это их потому, что сам Сергей носил фамилию Ефремов. «Ефремов в квадрате», — говорили ему товарищи. — «Внутренний Ефремов. Ефремов глубокого проникновения. Везунчик будешь, Сережка». Сам герой лишь отмахивался, не придавая значения каким-то там совпадениям. Однако летчиком он и впрямь выходил отменным, демонстрируя талант к управлению крылатыми машинами. В пилотском кресле молодость, задор, авантюрная жилка и отличный самоконтроль превращали молодого Ефремова в живой снаряд, не просто стремительно несущийся к цели, но способный контролировать собственный полет. Единственным недостатком, стоившим молодому человеку почетной медали, была вызванная все той же авантюрной жилкой склонность к выкрутасам – вроде сегодняшних. Уж очень любил Ефремов в квадрате поколдовать с самолетом, чтобы, как он сам сказал инструктору, «ух как сердце захолодело!»
Но медаль медалью, а назначение Сергею разрешили выбрать самому как входившему в тройку лучших выпускников. И, когда открылись вакансии пилотов марсианских «перепелок», он ухватился за этот вариант всеми руками, ногами и зубами. На родной планете юношу ничто не держало, а повидать звездные дали – не мечта ли любого вменяемого молодого человека?
На новом месте сразу же обнаружилось, что ученье – свет. Хотя на тренажерах курсанты и прошли полный курс пилотирования «АА-2», начальник геолого-спасательной службы Алексей Петрович Гирин не подпустил молодых специалистов к рабочим «птичкам» сразу. Всех обязали пройти краткий дополнительный курс, оказавшийся на удивление полезным. Гирин убил двух зайцев одним ударом – доучиваясь и переучиваясь, молодые летчики успели, как следует, освоиться и к первому настоящему вылету стали в Титове и на базе службы совсем своими.
Безо всяких проблем посадив марсолет в вертикальном режиме, Сергей дождался, пока взлетно-посадочная платформа опустится вниз, в ангар. Только когда в кабину проникло бледноватое освещение потолочных ламп, он убрал руки от панелей ИМК и нащупал кнопку отключения рабочего режима на шлеме. Почему-то он всегда оставался настороже до последнего.
В ангаре уже ждала делегация – и самая что ни на есть торжественная. Белобрысая Маша, одна из неунывающей и задиристой банды техников, приветливо помахала рукой, когда Сергей открыл поднял блистер и начал выбираться наружу. Ловко соскочив на плоскую голову робота-транспортировщика, молодой человек пробежал по ней и спрыгнул на пол. Невозмутимая машина лишь зажужжала, беря в любовные объятия «перепелку» и уводя машину в «стойло».
— Ковбой, — ехидно фыркнул стоявший рядом с Машей непосредственный начальник Ефремова, командир спасательного отряда. Фарух Антонович Ртутников обожал держать руки скрещенными на груди и вообще придавать себе вид недобрый и угрожающий. Однако все и каждый знали, что это всего лишь валяние дурака. Большего добряка, чем этот высокий, похожий на жердь, потомок восточных и славянских народов, найти было бы затруднительно во всей Солнечной системе. Шоколадного цвета глаза были прищурены, светлая кожа иорданского лица собралась морщинками в уголках рта. Никто не мог на глаз определить, сколько же Ртутникову лет. Он явно был старше всех пилотов и техников, самому старому из которых едва исполнилось тридцать. Но живостью характера и стремительностью физического существования этот вечно лохматый и расхристанный мужчина давал фору любому юнцу. Полностью соответствуя своей фамилии, Ртутников ни секунды не сидел на месте. Рачительный, как завхоз, он постоянно контактировал с техниками, следил за обслуживанием машин, гонял подчиненных по самым разным делам. Результатом неутомимости старшего были порядок во вверенном отряде спасателей, братание с техниками и ироничные пикировки с коллегами. Характер у Фаруха был сложный, и, несмотря на то, что был добр как плюшевый медведь, он оставался холост и не имел близких друзей.
— Здравствуйте, товарищ шеф, — взмахнул Сергей снятым шлемом и машинально растянул тугой ворот гермокостюма. — А вы чего это здесь делаете?
— Отбиваюсь от военной диктатуры, — мрачно сообщил Ртутников и покосился в сторону остальных членов делегации.
— А за такое можно и в лоб, — глубокомысленно пообещала старший лейтенант Веда Ян, сжав до хруста кулак, затянутый в тонкую защитную перчатку, точно такую же, как те, что стягивал в этот момент Сергей. Молодая женщина в темно-рыжем гермокостюме, провоцирующе расстегнутом, мимолетно кивнула Ефремову. Стоявший у нее за плечом молодой парень приветливо взмахнул рукой.
— Во, уже угрожают репрессиями, — не унимался Фарух. — И нечего на меня так смотреть, кровавая упырица и мучительница народов!
— Не, не в лоб… — протянула Веда, сурово щуря карие глаза, чей томный разрез также говорил о частичке восточной крови. Коротко стриженая брюнетка Ян служила в военно-космических силах СССР, что неизменно становилось предметом тяжеловесных саркастических выпадов Ртутникова. Серьезно увлекающийся историей Фарух при каждом визите старшего лейтенанта норовил вставить в разговор шпильку-другую из арсенала пацифистов – яростных ненавистников армии в прошлом веке. И, хотя вот уже тридцать лет военная службы была добровольной и не так уж сильно отличалась от гражданской, а последний военный конфликт произошел черти когда, пошедшая служить по убеждению Ян реагировала на шуточные реплики достаточно болезненно. Ртутников же будто того и добивался.