И тут он ушел. Я чувствовал его шаги, сотрясавшие меня ударами сердца. Даже то, что нет никаких надежд выбраться с этого архипелага, не отмеченного на картах, не пугало меня больше чем расправа боцмана. Я уже упоминал огненную чешую, что носил под кожей этот человек в моих кошмарах — мой страх перед ним был всепоглощающим, лишающим сил и воли.
Спотыкаясь на каждом шагу, вспоминая не добрым словом водку, я вышел из ратуши и направился в сторону моря. У самого берега горел большой сложенный клином костёр. Вокруг него расположилось, наверное, всё население деревни. Как я понял позднее, это была инициация мальчиков в русские.
Завидев меня ещё издали, ко мне направилось трое мальчиков. У них в руках были уже знакомые граненые чаши. И без запаха стало ясно, что внутри плещется божественная водка. Почему именно три? Символизировало ли это Святую Троицу в их странном культе?
Встретились мы на границе теней, и отблесков костра. На мгновение, показавшееся мне тогда переломным в моей и без того полной приключениями жизни, языки пламени замерли как волны на картине, висевшей в каюте капитана.
Мальчики что-то говорили мне, протягивая каждый по чаше со священной жидкостью, но слова были не нужны. Я брал чаши и выпивал их. Казалось, что с каждой новой порцией ум мой светлеет, появляется лёгкость во всём теле. Словно меня накрыл девятый вал силы, сейчас я мог возразить Бопу и уложить его наземь одним мановением руки.
Когда я осушил последнюю чашу, в унисон возгласам всей деревни над побережьем раздался гром.
— Русский, русский, русский, — возглашали туземцы.
Я снова мог понимать их речь. Стоя в отблесках пламени и оглядывая всех, я всё ещё не мог осознать, что же произошло.
— Теперь ты русский. Преобразился из юноши в мужа, достойного славных дел. Царь теперь тебя не оставит, — раздался голос Унислава из-за спины. — Что чувствуешь ты?
— Боль, — это слово просто выскользнуло наружу, словно и не было другого. Я действительно испытывал ноющую боль в недавно вставленном золотом клыке капитана.
Она пульсировала и как-будто тянула куда-то.
— Что видишь ты?
Сначала я даже не понял вопроса. И только мгновение спустя, покрутив головой, заметил линию, напоминающую меридиан, тянувшеюся от меня в строну моря. Линия боли, как я назвал её, тянула меня за собой.
— Вижу линию исходящую от меня.
— Это и есть тот путь, что зовёт тебя. Тогда следует торопиться, ибо скоро очнётся твой недруг. Ты называл его Бопом.
Новость о боцмане меня поразила, словно молния сорвавшиеся из-за туч в грот-мачту, ведь я думал, что он являлся ко мне в бреду.
— Но как? Как это вообще возможно? Ведь я бежал от него и он никак не мог знать куда я отправился. Тем более предположить, что весь путь я проделаю в плавь!
— Долгий путь сюда, посвящение и пережитые приключения утомили твой разум. Боп здесь, он жаждет встречи с тобой. — Унислав говорил медленно и ровно, даже повествуя о событиях несущих угрозу для нас всех, — У тебя есть то, что раньше принадлежало капитану, чьим наследником Боп себя мнит. Поэтому он и нашёл тебя. Но капитан отдал этот клык тебе, значит он видел дальше чем я или Боп. Значит так тому и быть.
Повинуясь ленте боли, которую ощутил вставив себе клык, я двинулся мимо костра к побережью. Я было подумал, что мне снова придётся отправиться вплавь. Но, спасибо Униславу, — в лунном коридоре меня дожидался небольшой парусный ялик!
И я поплыл.
Первая мачта корабля возвышалась над водой могильным крестом, вторая была сломана и плавала неподалёку, удерживаемая такелажем как пёс на привязи. К счастью, палуба находилась всего в полуметре под водой. Я быстро нашёл и поднял крышку трюмного люка. Вода была чистой и прозрачной, солнце — ярким, и я увидел, что труп капитана исчез. Я нырнул под воду, чтобы посмотреть изнутри, но погружение не принесло никаких находок. Трюм был пуст.
Это была катастрофа. Та цель, что поддерживала во мне бодрость духа, вдруг отдалилась за горизонт. Боль в золотом зубе оказалась не более, чем зубной болью. Но, раз уж я оказался здесь, стоило осмотреть корабль в поисках предметов, которые помогут мне выжить на этом архипелаге. Я начал с капитанской каюты.
Несколько раз нырнув, я извлёк на поверхность несколько вилок, оловянную кружку и морской пейзаж в дубовой рамке. Вода не успела нанести серьёзные вред картине. Я ухмыльнулся, подумав, что нарисованная вода смешалась с настоящей и теперь стала действительно солёной.
Оставался платяной шкаф в дальнем конце каюты. Я набрал побольше воздуха и поплыл к нему. Дверца не поддалась, возможно разбухла от воды или была заперта. Я тянул за ручку упираясь ногами, но сдался и вынырнул. Передохнув, я повторил попытку, попытавшись взломать дверцу ножом, и наконец преуспел. Внутри стоял капитан. От ужаса, я едва не захлебнулся и вынужден был всплыть. Только около получаса спустя я решился спуститься за капитаном, поскольку твёрдо решил дать ему христианское погребение.