Разумеется, жалко было времени, - все-таки она проболела целых четыре дня, - но нет худа без добра, потому что, во-первых, спешить им было пока некуда, а, во-вторых, приобретенные таким странным образом знания дали Габи так много, что с этим всем ей теперь придется разбираться еще очень и очень долго. Там ведь, - в этих «вонгах», - и в самом деле хранился не только язык (на самом деле три языка и пять диалектов), но также культура этого странного народа, то есть его многотысячелетняя история, мифы и сказания, литература и поэзия. Однако главное было в другом: в их, разделенных джа, космогонии, философии и основах наук, включая сюда их собственное понимание магии во всем ее многообразии. Вот это было по-настоящему бесценно, потому что позволило Габи взглянуть на знакомый ей мир магии совсем под другим углом зрения. Взглянуть и увидеть многое из того, что в ее мире никто еще не понял и хорошо, если поймет в ближайшие пару тысяч лет. И ведь это только основы. Базисный курс, так сказать. Но без этих первых ключей никогда не откроешь следующую дверь и, значит, не поймешь их, разделенных джа продвинутую науку, давно и прочно слившуюся с искусством и магией. А там, впереди, за линией близкого горизонта грезились такие дали, что просто дух захватывало от одного лишь предвкушения.
- Оно того стоило? – Удивительно или, напротив, ожидаемо, но Трис задал ей этот вопрос только тогда, когда она окончательно оправилась. И, разумеется, наедине.
- Да, определенно, - ответила Габи, уже давно готовая к этому разговору. Практически с того момента, когда она окончательно пришла в себя. А это, к слову сказать, случилось уже почти трое суток назад.
Однако брат, - а он теперь так ею и воспринимался, - Габи не торопил, не говоря уже о какой-либо форме давления. Терпеливо ждал, когда она будет готова. И вот время пришло, и, привычно уже устроившись у разожженного камина в ее апартаментах, они вели неспешный разговор о том, о сём, о пятом и десятом, то есть, вроде бы, обо всем и ни о чем конкретно. Под «чашечку кофе и толику коньяка», под тихую местную музыку, чем-то напоминающую франкскую и германскую классику, - кого-нибудь вроде Гретри, Керубини или, может быть, Вендлинга, - и с очевидным посылом «да, значит, да, нет, значит, нет». Но, в конце концов, Трис все-таки задал свой вопрос, и Габи на него ответила.
– Понимаешь, Трис, - попробовала она объяснить свою позицию, - я откусила слишком большой кусок. Могла и подавиться, но боги миловали. Надо будет, наверное, сходить в храм, принести дары, только не знаю пока кому, Фебу или Аресу[10]? Но это решаемо. Что же касается твоего вопроса… Мне теперь долго еще придется все это переваривать, но уже сейчас я могу рассказать тебе о двух вещах, которые стоят того, чтобы рискнуть из-за них жизнью.
- Рассказывай, - предложил Трис. Он, как всегда, воспринял ее слова, как есть, и, разумеется, всерьез, и привычно был готов и выслушать, и помочь, если в этом возникнет надобность.
- Во-первых, я знаю теперь, кто такие Источники, - победно улыбнулась Габи.
– Не все и не точно, - была она вынуждена признаться, - но гораздо больше, чем мы с тобой знали еще четыре дня назад.
— Это ценное знание, - согласился Трис. – Попробуешь объяснить? Или это не мой уровень компетенции?
- Именно, что попробую, - тяжело вздохнула она в ответ. – В наших языках нет подходящих терминов, и философия у этих джа совсем другая, другое видение мира и методология науки тоже другая. Все другое… Но это все равно будет больше, чем ничего.
- Когда откроешь школу? – поддержал он ее улыбкой.
- Когда вернемся домой, - решила Габи. Вернее, озвучила уже сформировавшееся у нее решение.
- Разумно, - согласился Трис, тоже, по-видимому, кое-что просчитавший в уме. – Что второе?
- Я, кажется, знаю, как вылечить синдром «темного охотника». Лекарство, правда, тоже не сахар, но есть надежда вывернуться и остаться собой. Не спятить и не сбежать зверем в лес.