— Можем, — с готовностью отозвался Алексей. — Тут вот какая история. Ученые выдвигают технологическую идею, за нее принимаются проектанты, создают модель. Все модели работают прекрасно! Тогда делают огромную сложную машину и отправляют на завод. Монтажники монтируют, наладчики налаживают. А машина не хочет работать, как ее ни уговаривай. А если и начнет, то выдает совсем не то, чего от нее ждут. Все кричат: «Караул!» Горит план, горят премии, все кругом дымится. Что делать? Ну, уламывают руководство: отодвиньте сроки пуска, мы не уложимся. Приезжают на завод ученые, проектанты, машиностроители и еще много разных людей. Все тычут друг в друга пальцами: «Ты виноват! Ты виноват!» Виноватых нет, а машина стоит. Руководство же сроки отодвигать не хочет, оно тоже ушлое, тоже понимает: отодвинь раз, придется отодвигать второй, и… Вот отец и решил создать группы из крепких ребят, которые смогут пустить машину. Где чуть задымится — раз туда такую группу. Подсчитали: выйдет намного дешевле, чем собирать вокруг машины столько разных людей. Лучше объединить союзников, чем сталкивать лбами противников. Хорошая идея?
— Хорошая, — улыбнулась мать.
— Ну, раз Вера одобрила, значит, так и решим! — рассмеялся отец. — Вот что, Верочка, у нас не все понимают — идет глобальная всемирная перестройка технологии. Мир подошел в своем развитии к такому рубежу, что все прежние способы производства промышленных товаров оказались негодными. Не могут удовлетворить всех потребностей. Просто не успевают. И потому работать как прежде стало невозможно. Нельзя чуть ли не четверть суток варить сталь, когда это можно сделать в минуты. Нельзя, чтобы наши станы больше простаивали, чем прокатывали. Да и нельзя, чтоб давали такой скверный лист. Много этих «нельзя». Ведь во всем мире переоснащаются заводы. А у нас кто-то угрелся у стареньких очагов. Нового не знают, да и не хотят знать. А того не разумеют: нет ничего страшнее, чем отстать. А догонять будет тяжко, ой, как тяжко. На заводах столько рухляди! Надо прочистить, обновить цеха. Поставить новые станы, хотя бы те, которые уже есть. И надо торопиться, очень торопиться, а то отставание сделается роковым… Какое слабое место? Внедрение и освоение. Нужна фирма. Сильная, мощная, которая этим бы занималась. А то сотни организаций съезжаются, чтобы пустить одну машину. Год, а то и два дают на ее освоение. Ну, разве это дело? А фирма возьмет это на себя. Будет на хозрасчете. Но мы еще к созданию таких фирм не готовы. И пока я хочу сколотить мобильные группы из толковых ребят, а когда эти группы докажут свою целесообразность, тогда будет и фирма. Нет другого пути у нас, нет. Понимаешь, нет.
Вот они и начали это тяжкое дело, потому что отец и прежде доказывал: не надо строить новых предприятий, особенно в необжитых местах, надо усовершенствовать старые цеха, ставить современные станы. Но осваивали их медленно… И вот эти группы, созданные отцом, многое здесь сделали, их стали называть корпусом Валдайского.
А потом этот отцовский корпус специалистов приобрел внезапно такую славу, что на заводах решили: ребята, входящие в каждую из групп, чуть ли не боги, ну, если не боги, так факиры; на местах словно сговорились — вместо того, чтобы самим трубить на полную катушку, самим думать, как обкатать и пустить стан, — им же дается год на освоение! — стали надеяться: Валдайский направит людей, и они выручат, Петру Сергеевичу больше всех надо, он все сделает, и стан начнет давать прокат вовремя; так вот и развелись захребетники. Ребята из группы Скворцова забыли, как их дом родной выглядит, хуже моряков мотаются, живут вдалеке от Москвы по нескольку месяцев, работают сверх всяких норм, днем и ночью, а потом заводские вопят на весь белый свет: они сами с усами, они герои, им почет, а о скворцовских ребятах — ни слова, приехали, сделали — и отваливай, получив свое, они же чужие, они же из корпуса Валдайского, который и живет-то сбоку припека, при научном институте, другого места для них отец не нашел, да и этого-то с огромным трудом добился, пробил через коллегию решение об эксперименте…
Дней за десять до пуска стана в Засолье приехал отец, приехал в скверные дни, когда ребята порядком измотались и произошла паршивая история с Сытиным. Этот длинноволосый парень с круглой головой, плотно посаженной чуть ли не сразу на плечи, — во всяком случае, так казалось из-за его короткой шеи, — был редким специалистом по вычислительным машинам, он и кандидатскую защищал по управлению станом. Его с трудом вытащили из института, где он сидел на ставке старшего научного, но ему так нравилось все пробовать самому, вносить в машины свои изменения, что он быстро забыл размеренные институтские будни и не представлял себе иной жизни, кроме вот этой, скитальческой. Так вот, этого Сытина выволокли вечером из заводского клуба и посадили на пятнадцать суток. Алексей позвонил директору рано утром домой, сказал: Сытин в милиции, а без него работы могут остановиться; они вместе приехали в городское отделение.