— Но пойми, Верочка, — отвечала Соня, — я же теперь ничего-ничего не могу… Ни читать, ни телевизор. Да и своим кашалотам обеда не приготовлю. На ощупь ведь нельзя готовить.
Эти разговоры приводили Веру Степановну в смятение, она думала: такое может случиться и со мной, не дай бог дожить до подобного; чтобы уйти от этих мыслей, наваливалась на работу.
Она тосковала по Петру и Алеше; когда они жили дома, просто ощущение, что они рядом, давало ей спокойствие. Когда Алеша уехал в Засолье, она особенно остро ощутила его отсутствие, не находила себе места, ее охватило предчувствие беды. И беда ударила. Но с неожиданной стороны…
Через много лет к ней снова явилась тень Володи Кондрашева. Она была счастлива, когда в конце шестидесятых его имя стали часто упоминать в печати, о нем, погибшем в сорок первом, вдруг заговорили, вытащили на свет божий всю его странную многострадальную жизнь; фотография, которая сохранилась у Веры Степановны и с которой она прошла через войну, — худощавого человека с большими, наполненными надеждой глазами, с тонкой шеей, обмотанной кашне, концы которого были заправлены за борта мятого пиджака, — эта самая фотография была напечатана почти во всех крупных газетах мира. «Любимой Вере от скитальца Володи. Самарканд. 1940 год». И все это произошло из-за маленькой книги, почти брошюры, под названием «Завоевание иных миров», выпущенной им когда-то в Томске. Оказалось, некоторые идеи, высказанные Володей так давно, почти в юности, разработали и использовали конструкторы в ракетостроении. А ведь книжица вышла в тридцатом году, прошла незамеченной, наверное, потому, что в ту пору многие под влиянием идей Циолковского, которые получили широкую огласку, писали о полетах в космос. Тогда казалось — достигнуть других планет человеку не так уж трудно, вот и книжечка Кондрашева имела подзаголовок «Тем, кто будет созидать», и начиналась она со слов: «Не так уж трудно одолеть земное притяжение и взмыть в космическое пространство…» А в конце шестидесятых «Завоевание иных миров» переиздали в сборнике вместе с работами известных пионеров космонавтики. «Я верю, вы построите снаряд, — писал Кондрашев, обращаясь к неизвестному адресату, — в котором уместятся три человека, и они отправятся на Луну, а может быть, и на другие планеты, в другие миры, чтоб покорить их и завоевать для человечества». Но таким было только начало, а дальше шло описание, какой должна быть ракета, приводились чертежи, расчеты, формулы. Во вступительной статье к сборнику говорилось, что многие мысли Кондрашева сейчас выглядят наивно, но есть и удивительное: он писал, что ракета должна работать на жидкостном топливе и запускать ее в космос лучше всего с водной поверхности или из шахты; был представлен и чертеж такой шахты…
После выхода сборника к Вере Степановне зачастили разные люди, их направлял Сергей Сергеевич Лютиков, он-то не упустил возможности объявить на весь белый свет, что был дружен с Володей. Конечно, он был дружен, именно Лютиков и познакомил Веру Степановну с Володей… Кинематографисты сняли о Кондрашеве фильм, она рассказывала в этом фильме о своих встречах с ним; отдала журналисту фотографию Володи, но вот письма… их было немного… эти письма она отдать не могла. Даже Петру не показывала их.
Честно говоря, она не придала особого значения тому, что вот уж несколько лет о Кондрашеве никто не писал; это было понятно — сенсация пошла на спад, превратилась в обыкновенный факт, имя Кондрашева стало известным, все расставилось на свои места, но… Она узнала обо всем случайно, когда поехала навестить Соню. Подруга жила в большой четырехкомнатной квартире в новом районе на Юго-Западе вместе с двумя сыновьями и внучкой. Соня угощала ее чаем, сидя в кресле-каталке, и как-то само собой получилось, что Вера Степановна стала вспоминать их молодость и, конечно же, заговорила о Кондрашеве.
— Ты, наверное, его плохо помнишь, — сказала Вера Степановна. — Кажется, даже вы не встречались. Но ведь как получилось: жил человек, строил мосты, скитался, а вдруг выяснилось, он много интересного сделал для нашего времени. Для космоса. Сколько у нас загадочного! Может быть, и в наших работах кто-нибудь найдет нечто такое, чему мы не особенно придавали значение. Ты знаешь, это ведь очень важно.
Соня уставилась на Веру Степановну блеклыми, почти потерявшими цвет глазами и сказала:
— Володя Кондрашев… Да, конечно… — Она нахмурила густо изъеденный морщинами лоб и покачала головой. — Но ведь, Верочка, с ним были какие-то неприятности… Да, да, я слышала. — И Соня неожиданно понизила голос: — Он в войну убежал к немцам. Вот что я слышала.