«Ну что, парень, — сказал он ему сейчас. — Нам хотят продлить разлуку… Дадимся?»
Мальчишка молчал.
«Я ведь обещал тебе: мы будем ходить в лес, я научу тебя разжигать костер с первой спички, ходить на лыжах… Я тебя многому научу. А главное, чтобы ты стал инженером. Настоящим. Как твой дед, как твой прадед… Я ведь тоже, как они, работал с металлом. И ты должен продолжить все это. А, парень?»
Но мальчишка молчал.
«Понятно. Она вбила тебе в голову, что, кроме нее, у тебя никого нет на свете. Но это — вранье… А человек не может жить, ведомый враньем. Он упрется в тупик рано или поздно. Поверь мне, парень. Я это знаю точно».
Но он опять не услышал голоса сына, ведь когда они расстались, Алеша умел произносить всего несколько слов, да и видел его Петр Сергеевич редко, с ним возилась Нина; он не мог услышать его голоса, потому что не знал его.
«Черт возьми! — подумал он. — Так, пожалуй, мы не договоримся».
Петр Сергеевич отодвинул от себя тарелку, словно из тумана, выплыло перед ним лицо Веры Степановны; она сидела в ожидании, подперев кулачком подбородок; только теперь он разглядел, что за эти годы она вовсе не постарела, а вроде бы стала даже моложе. Большой лоб был чистым, без морщин, он открывался весь, потому что волосы были зачесаны вверх валиком — наверное, нынче такие прически в моде, он замечал их и у других женщин, — кожа на щеках зарозовела. «Ей ведь тридцать шесть, она на год старше меня», — подумал он.
— Зачем ты увезла его к своей Соне? Чтобы мы не встретились?
— Не только, — ответила она. — Я его оставляла там и прежде, когда уезжала в командировку. У Сони большие дети. Они отвозят его в школу, да и вообще там надежно.
— Но сейчас ты не в командировке.
— Я уеду сегодня вечером. На Украину. Мне нужно было уехать еще несколько дней назад, но я ждала тебя.
Петр Сергеевич достал пачку «Беломорканала», щелкнул бензиновой зажигалкой, глубоко затянулся.
— Дай мне, — попросила она.
Он протянул ей пачку, спросил:
— Где живет твоя Соня?
Она так и не закурила, отложила папиросу, провела рукой по скатерти и неожиданно тихим, едва дрожащим голосом проговорила:
— Петя… Не забирай его у меня. Сейчас не забирай…
Он отвык от женских слез и испугался, что она сейчас может заплакать, хотя это вовсе не было похоже на нее, и все же он увидел, как повлажнели ее глаза и в них возникла мольба.
— Ты сам… сам знаешь, что может случиться.
Вот теперь Петр Сергеевич и в самом деле удивился, он вдруг ощутил пронзительную жалость к этой женщине, и это было странно, необъяснимо для него, потому что за годы их разлуки ему никого не приходилось жалеть. Там, где он был, этого не понимали да и не могли понять, а теперь чувство, возникшее в нем, было так остро, так неожиданно, что вызвало у него растерянность.
— А как же мне? — с трудом произнес он.
— Ты ведь помнишь, какой я была, — тихо произнесла Вера Степановна. — Тогда, после войны… Помнишь?
Он помнил.
— Я ожила из-за Алеши… Так случилось… Я из-за него ожила. — И вдруг она заспешила, заговорила торопливо: — Он еще придет к тебе, вот увидишь — придет… Только нужно время… Мне и ему… Нужно время. Дай нам его… Я тебя очень прошу, Петя, дай нам его. — И, пока она говорила, у нее и в самом деле навернулись слезы, она их не вытирала, слезы медленно ползли по ее щеке.
— А мне что делать? — теперь уже в полной растерянности проговорил он.
— Я скажу, я сейчас скажу все, — заторопилась она. — Ты все начнешь сначала… Только не перебивай! Нет, не сначала, ты продолжишь. Я ведь знаю, ты любишь свое дело… Очень любишь. Я нашла Прасолова… Это Володин приятель. Помнишь, я тебе все говорила о Володе Кондрашеве… Его убили — ты знаешь… А Прасолов, он профессор. Ты, наверное слышал… Но не в этом дело. Он сразу нашел выход. Запросил институт: с кем ты кончал? Вас мало в живых осталось, очень мало. Но есть Борис Ханов… Ты должен его помнить, не можешь его не помнить…
— Я его помню, — ответил он.
— Ну, как хорошо! — обрадовалась она. — Он сейчас директором завода. Прасолов его хвалил. Я говорила с Хановым. Они строят прокатный цех… Какой-то очень новый хороший цех. Зовет тебя, говорит: все для Петра сделаю. Ты поезжай к нему… И квартиру обещал…
Петр Сергеевич потрясенно смотрел на нее, ничего подобного не ждал; понимал: со справкой об освобождении из заключения да и после того, что он натворил в прокатном цехе, его на инженерную должность не возьмут, а пока он докажет свое умение — годы пройдут.