– Ты куда?
– Не спится мне, хочу на свежий воздух, покурить, – ответил Кононов, протягивая стражу пачку “Кэмела”. Тот охотно угостился.
– А в курилке что тебе не курится?
– Душно там, противно, и тараканы бегают.
– Ну, иди. – Взгляд охранника скользнул по загипсованной Кимовой руке. – Ты ведь, должно быть, ходячий?
– Ходячий. Даже прыгучий и бегучий… – пробормотал Ким, просачиваясь наружу.
Больничный двор был безлюден, просторен и засажен деревьями, а от улицы, тихой в этот предутренний час, его отделяла невысокая ограда с настежь распахнутыми воротцами. Кононов закурил, прогулялся туда-сюда, разглядывая припаркованные у тротуара машины, и обнаружил, что в одной из них, в красных “Жигулях”-“семерке”, вроде бы наблюдается шевеление. Оглянувшись на больничные окна, он быстро выскользнул на улицу и подошел к машине. В ней обнаружились двое: один – на водительском месте, другой – на заднем сиденье. Оба в штормовках; водитель курил, а второй возился с длинным чехлом, из которого выглядывала рукоятка спиннинга. “Рыбачить собрались”, – подумал Кононов, и постучал согнутыми пальцами в стекло. Передняя дверца тут же распахнулась.
– До Президентского не подбросите, мужики? Если по дороге?
– По дороге, – буркнул водитель. – Садись!
Ким сел, дверца захлопнулась, рявкнул мотор, и в это мгновение к его губам и ноздрям прижали пропитанную эфиром тряпку. “Это что за фокусы?.. – мелькнуло у Кононова в голове. – Меня, выходит, ждали? Но почему?..”
Уплывая в мрак беспамятства, он успел расслышать:
– Куда его?
– В корабль на Зинку, к Гирдееву. Гиря желает с ним потолковать.
Водитель хмыкнул:
– Этот потолкует! Вытряхнет все потроха!
– Вытряхнет, – согласились на заднем сиденье. – Вытряхнет и соломой набьет!
Зинка, корабль, Гирдеев… Пронизывая гаснущее сознание, слова трансформировались, изменялись, приобретали новый оттенок и смысл, принадлежавший уже не этому миру, а иной реальности, сказочной Вселенной, в которую Ким погружался, точно камень в реку. Зинка… Зийна, светловолосая девушка в яркой лазоревой тунике… еще – Зингара, самая западная из хайборийских держав… Корабль, зингарский двухмачтовый парусник, не “купец”, а капер с командой лучников и меченосцев… шастает в море и прибрежных водах, топит пиратские галеры… Гирдеев… капитан Гирдеро, зингарский дворянин… рослый, в блестящей броне и шлеме с перьями, похож на петуха… Очень высокомерен и неприветлив, но Конана возьмет на борт… и Конана, и голема Идрайна… Решит, что можно их продать в невольники в столичном городе Кордава… Да только…
Выпав из земного измерения, Ким очутился на зингарском корабле.
Диалог третий
– Вай, славили? Ну и ладушки, и харашо… тащи его… К-кэда?! Нэ к складу, обалдуи, а во-он в ту двэрку, а там по лэсенкэ, в подвал…
– Тощий, падла, а увесистый!
– Чего увесистый, Толян? Лестница узкая, тащить неудобно… Ноги, ноги держи! И заноси ходули вбок, развернуться надо! Куда его дальше, Мурад?
– По коридору и в камэру. Ящыки не задэньте! Сюда… сюда клади, под батарэю… Калэчки у кого? У Сашки? Ну, пристегивай гниду… вот так… Тэперь отдыхайте, бойцы! Часика три можно покэмарить. Гиря сказал, подвалит к дэвяти.
Скрип дверных петель, лязг засова. Потом:
– В дежурку пустишь, Мурад? Топчан там у тебя…
– Пущу. Пива хотитэ?
– Сашка пусть пьет. Я на колесах, за рулем.
– Вай, плохо говоришь! Какой руль, какие колэса? От души прэдлагаю!
– Ну, если от души…
Глава 4
Корабль
Не разделяю мнения, что сила решает все или хотя бы многие проблемы. Долгое, упорное, настойчивое применение силы рождает столь же долгое, упорное и настойчивое противодействие, доказывая, что третий закон Ньютона справедлив не только в естествознании, но и в общественной практике. Однако бывают ситуации и случаи, когда кратковременный, но мощный импульс силы абсолютно необходим
– Не нравится мне этот Гирдеро, – сказал Идрайн. – Не нравится, господин!
Он умел говорить совсем тихо, так, что лишь Конан слышал его, и эта негромкая речь не вязалась с обликом голема, с его чудовищными мышцами, могучими плечами и гигантским ростом. Казалось, горло этого серокожего исполина должно производить совсем иные звуки, громкие и трубные, похожие на грохот горного обвала; однако он предпочитал не сотрясать воздух ревом и рычанием.
Конан выслушал его и кивнул:
– Мне Гирдеро тоже не нравится, клянусь бородой Крома. Ну так что? Спрыгнем за борт, чтоб убраться поскорей с его лоханки?
– Я видел, где хранят оружие, господин, – молвил голем. – В кладовке, в конце гребной палубы, под замком.
– И я видел. Что дальше?
– Этот замок я могу сбить одним ударом.
– А потом?
Идрайн сосредоточенно нахмурился.
– Потом? Потом я возьму секиру, а ты – меч, мой господин.
– Кишки Нергала! Уж не собираешься ли разделаться с командой?
– Конечно, господин. Я должен заботиться о твоей безопасности. А безопасней всего захватить корабль, не дожидаясь предательского удара.
Конан покачал головой. Зингарцы, экипаж “Морского Грома”, казались хорошими бойцами, и было их много – не сотня, как он полагал сперва, а целых две. Сотня сидела на веслах, и еще сто составляли абордажную команду – стрелки, копейщики и меченосцы. Все эти парни прошли неплохое обучение в зингарском войске.
– Мне – секиру, тебе – меч, – бубнил Идрайн. – Я буду бить, ты – добивать…
– Что-то ты сегодня разговорился, – оборвал его Конан. – И речи твои мне не нравятся. Одной секирой и одним клинком не положишь две сотни воинов, парень.
– Я положу.
– Может, и так. Но у тебя-то шкура каменная, а мне достанется не один удар. Соображаешь, нелюдь? – Он постучал кулаком по загривку Идрайна. – Прикончат меня, и что ты скажешь госпоже?
– Я сумею защитить тебя, – буркнул гигант. – Госпожа останется довольна. Госпожа меня вознаградит.
– Вознаградит? – Это было для Конана новостью. – Чем вознаградит?
– Даст душу. Сделает человеком.
– А зачем? – Киммериец в удивлении уставился на бледно-серое лицо Идрайна. – Пусть Кром нарежет ремней из моей спины! Не понимаю, зачем тебе становиться человеком?
– Так велела госпожа. Велела, чтобы я этого хотел. И я хочу, – тихо прошелестел голем.
– Ублюдок Нергала! Вот почему ты следишь за мной, словно портовая шлюха за толстым кошельком! Оберегаешь, чтобы заполучить награду? Собственную вонючую душонку?
Идрайн ничего не ответил, разглядывая то море, то небо, то трепетавшие над головой паруса. Они сидели на палубе рядом с лодкой, которых на “Морском Громе” имелось две: побольше, на четыре пары весел, и поменьше, на два весла. Обе эти лодки были укреплены в пространстве между мачтами; каждая, как успел проверить Конан, могла идти под парусом, и в каждой хранился запас продовольствия и пресной воды. Насчет этих суденышек у киммерийца были свои планы.
– Не нравится мне этот Гирдеро, – опять пробубнил Идрайн, навалившись спиной на лодку. Суденышко дрогнуло под его напором и закачалось.
Конан тоже не испытывал приязни к Гирдеро. Этот зингарский петух был заносчив, хитер и скуп; за пять дней плавания зингарец ни разу не пригласил его к своему столу, не оказал почтения, не удостоил беседой. Нет, Гирдеро Конану определенно не нравился! Не только из-за своей жадности, но и потому, что заносчивый зингарец властвовал над телом Зийны. Эту светловолосую стройную девушку Конан заметил еще с берега, а поднявшись на борт, с искусно разыгранным удивлением полюбопытствовал, кто же она.
– Моя невольница из Пуантена, – коротко ответил Гирдеро. – Подстилка!
Но киммериец полагал, что Зийна достойна большего. Она была красива, и красоту ее не портили даже синяки на руках, плечах и шее – следы ночных ласк Гирдеро; она казалась неглупой и, видимо, получила неплохое воспитание; наконец, она не имела отношения к колдовству! Последнее в глазах Конана являлось едва ли не самым важным, и если б он мог выбирать между женщиной-колдуньей и женщиной-рабыней, то колебался бы недолго. К тому же у Зийны были такие прекрасные волосы, такие голубые глаза, такие полные груди! И была она так близка – лишь руку протяни!