Ему не хватает духу признать и поверить в свое постыдное поражение. Поражение, которым он перечеркнул все и предал, что любил. Он предал Глаксио. И отца.
И он не верит, он зажмуривается, перекатывается на бок, чувствуя ужасную, жгучую боль, но не делает ничего, что может облегчить ее. Дженсен это заслужил и, свернувшись больным комочком в углу клетки, где его еще жалили жгучие стебли конопли, тихо плакал, как никогда раньше. Слезы стекали по лицу, проникали сквозь повязку, причиняя еще большую боль. Но Дженсен не мог остановиться, сжимая в кулаке пучок листвы.
***
Наверное, тяжелый ручной труд, это лучшее лекарство. Мозг прочищается просто на раз-два. Никаких лишних мыслей, точнее, вообще никаких. И это здорово. Вся накопившаяся вина и жажда мести, будто отступила на задворки сознания, более не тревожа. Это не значит, что все исчезло и вмиг стало хорошо. Нет. Просто по-другому. Другое отношение. Другое восприятие. Все другое.
Дженсен чувствовал это кожей. Он днями пропадал на полях. Обычных, не конопляных, у себя на родине. К большому удивлению, Джаред не стал чинить его народу неприятностей, относился просто как к лишнему кусочку земли, привалившему ему нежданно-негаданно, как к чему-то по-настоящему своему. И Дженсен не понимал, и уже не хотел понимать. Устал. Выдохся. Иссяк, как горный ручеек в период долгой жары. Он не видел Джареда добрых года два, если не больше, да и не уверен, что хотел бы. Его размеренная жизнь, до смешного предсказуемая и не богатая на события, уже устраивала Эклза, и он вряд ли уже захочет что-либо менять.
Джаред был прав, говоря ему тогда, когда он безумно злой и даже жалкий был приволочен к нему за шкирку, как только что вылупившийся драконеныш: «Все, что с тобой произошло, все это, сделал ты. Ты, сам. Все, что ты имеешь, твоих рук дело, не чьих-то других».
И сейчас Дженсен, устало стирая пот со лба, полностью был с ним согласен. Все, что он имеет, и все, что потерял, было его просчетом, его ошибкой. Тут Джаред не соврал.
***
Ветер свистел и облегал тело, как вторая кожа. Тонкие, почти прозрачные перепонки трепетали под потоками воздуха, просвечивались утренним солнцем, делаясь огненно-красными, и словно светились.
Джаред ловил ртом ветер и вилял между солнечными лучами-копьями, вспоровшими пространство вокруг. Он летел над зеленым ковром, постоянно напоминающим ему, кто он. И что он тоже слаб, как никто другой.
Джеральд, его отец, властолюбивый гордец с замашками Бога, пытавшийся покорить всю галактику, а следом за ней и остальные, правда верил в свое всемогущество. И Джареда воспитывал в этой атмосфере нарциссизма и насилия, которым он пытался доказать свое превосходство. В то время еще никто не знал про влияние конопли на драконов, да и не было ее тогда еще в их галактике. Не было до тех пор, пока один путешественник не привез ее из соседней галактики, именуемой солнечной системой с одной единственной еле державшейся на орбите жилой планеткой.
Но пучок жалкой зелени имел власть над драконьей расой, и… и отец, не долго думая стал использовать ее против своих же, пока кто-то не использовал ее против него самого. Джеральд умер в муках, терзаемый несправедливостью, не понимающий, как такой как он мог… Мог просто умереть. И это было поворотным моментом в жизни Джареда, который смог остановится, смог не превратиться в отца. Спасибо судьбе за эту пощечину, после который он понял и осознал, что все… Что никто не вечен, не всесилен, как внушал ему отец. И это поле… было своеобразным напоминанием, чтобы он не слетел с катушек, чтобы несмотря ни на что не становится таким, как Джеральд. Это был самый большой страх Падалеки — сбиться с пути. А дрянь, которая лишь тактильным своим контактом может принести невероятную боль, здорово отрезвляла. Поэтому Джаред держался — потому что хотел жить.
***
Только Дженсен коснулся подушки головой, как в дверь постучали. Настойчиво так. Что хотевший было проигнорировать незваного гостя Эклз, ругаясь сквозь плотно стиснутые зубы, все же поплелся открывать. На пороге топтался, переминаясь с ноги на ногу, суетливый парнишка, который, точно страдал гиперактивным синдромом, то ли Марк, то ли Майкл. Он то поправлял взлохмаченные пшеничные волосы, то теребил ворот рубашки, не привыкший стоять без дела и страдающий от этого. Интересно, он вообще когда-нибудь спит?
Дженсен вскинул выразительные брови в немом вопросе.
— Дженсен… Эм, король, то есть мистер, то есть Дженсен Росс Эк…
— Короче и по делу, — прервал пулеметную речь паренька Дженсен, который явно не страдал бессонницей, а явно нуждался в том, чтобы побыстрее вырубиться побыстрее, вытянув ноги.
— Там к вам пришел какой-то чувак, ищет вас, поговорить хочет — говорит очень срочно.
— А я хочу срочно спать, передай, пусть завтра придет, — раздраженно буркнул Дженсен, намереваясь уже закрыть дверь.
Но не тут-то было: паренек шустро вставил ногу между дверью и стеной, почти вплотную притиснувшись к дракону, оторопевшему от такой гипернаглости. Парнишка быстро сдулся и сжался под свирепым взглядом водного, но не отступил.
— Он говорит, что это что-то по поводу вашего отца.
Дженсен отступил на шаг, и Майк или Марк чуть не свалился перед ним на пол, вовремя ухватившись за створку.
— Что он еще сказал? — обмерев, спросил Дженсен.
Майк или Марк пожал плечами.
— Ничего. Только, что срочно и про отца. А что?
— Как он выглядит, ты знаешь его? — быстро спросил Дженсен — не хуже, чем гиперактивный драконий подросток.
— Ну, лично я его не знаю. Он странный немного, — охотно поделился своими впечатлениями дракон. — Такой темноволосый, синеглазый. В накидке такой бежевой. Все время ходит с каким-то блокнотом или книжкой, записывает все время там что-то. И имя у него странное… — тут подросток задумался, смешно морща лоб и закатывая глаза. — То ли Гриша, то ли Миша…
Дженсен подорвался с места, одевая скинутую на пол рядом с кроватью рубашку, и, застегивав на ходу пуговицы, прошагал мимо парня, коротко бросив:
— Веди меня к нему.
Парнишка бросился следом за ним, потом вернулся, прикрыл аккуратно дверь, и скачками нагнал Эклза, куда-то быстро шагающего.
— А что случилось, а кто это? — засыпал он Дженсена вопросами, тараторя прямо под ухом, и скакал вокруг водного, как стрекоза. — И мы вообще идем не в ту сторону.
Дженсен застонал сквозь зубы, остановился, чтобы одарить нерадивого дракона убийственным взглядом сверху вниз, и развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Ничего. И это Миша Коллинз, — коротко ответил он на раннее заданные вопросы.
Парень важно покивал и стал нести еще какую-то несусветную чушь, которую Дженсен благополучно пропускал мимо ушей и тупо следовал за ведущим его драконенышом по лабиринтам коридоров.
В голове была ни то, что пустота, а настоящий вакуум. Он даже не представлял, что ему может сообщить глава тайной разведки короля Алана, но он чувствовал, что это что-то важное. Просто жизненно важное для него.
Дженсен вырвался на свежий воздух — стремительно, словно пикировал к синему океану на всех парах, так, что следовавший за ним подросток едва поспевал со своей скоростью гиперактивного дракона. Мишу Эклз увидел сразу и, бросив короткое «свободен» Майку или Марку, стремительно направился в сторону главы тайной разведки, которой больше не существовало.
Дженсен убедился, что разобиженный на столь пренебрежительное отношение драконеныш скрылся в жилом корпусе, и впился внимательным взглядом в расслабленно опирающего плечом о колонну беседки Мишу, небрежно перелистывающим свой блокнот, и, казалось, совсем не замечающего появления бывшего короля Глаксио.