– Только, Димок, между нами.
Димка был в шоке. Остап тоже едва держался на ногах от смеха:
– Ну ты, Кася, и жук.
– Хочешь жить, умей вертеться, – сказал Кася, вытащил из кармана сосательную конфету и протянул Димке. – Все нормально, Димыч. Это не предательство. Камни я ещё вначале положил, специально. Для тренировки. Для вас сейчас ноша тяжёлая, а мне как пушинка. Но и Пашку будет неповадно. Не люблю когда борзеют. Ладно, хорош болтать, скоро будем на месте. Осталось каких-нибудь семь восемь километров.
Дорога все так же тянулась и петляла среди тайги, иногда из сырой чащи доносился шум лесной речки. Наверное, поэтому лес был наполнен удивительной свежестью и мелодичным звуком журчащей воды. Порой он пропадал, и в лесу становилось неуютно. Река, как живое существо, могла вести беседу с путниками, наполняя слух и пространство разными звуками. На первый взгляд мирная и безобидная, речка доставляла все же уйму неприятностей. Вылетая из чащи, она то пересекала дорогу, то бежала по самой дороге, превращая её в глубокую канаву, от чего всякий раз приходилось останавливаться, снимать обувь и идти в брод. Вода в речке была чистой и очень холодной. Лес надежно прятал ее от солнца. Да и питалась речка от родников самой холодной, чуть ли не ледяной водой. Выпить залпом стакан такой воды означало схватить простуду, от сделанного глотка ломило зубы, а глаза вылезали из орбит. Именно поэтому Кася пил всегда с ладоней: так он освежал руки и лицо, а заодно согревал воду. Всё что он делал во время движения, имело практический смысл, от его взгляда не ускользала ни одна мелочь на дороге. Он, казалось, и не смотрел под ноги, не крутил головой, но всё видел и комментировал происходящее, как факт:
– Неделю назад геологи проехали в сторону трассы.
– Ты откуда знаешь? – Пашка с недоверием таращился по сторонам, пытаясь найти подтверждение Касиным словам.
– Гусеничный след, – Кася пнул ногой замытые дождем полоски от гусениц.
– А, может это трактор?
– У трактора гуски уже. Намного уже.
– А может, охотники?..
– Да что ты как попугай заладил. А может, а может. Им больше делать нечего, как разбивать лагерь вдоль реки. А геологам все равно, лишь бы комаров меньше было. Да и откуда у охотников техника. Это же вездеход.
Пашка надул губы и пристально посмотрел на Касю:
– Чё ты учишь! Сам ты вездеход.
– Говорю тебе Паха, меня прошлый раз подвозили.
– Гонишь ты, Касинский! Кому ты нужен. Стали бы они подвозить тебя, облезлого кота.
– Сам ты облезлый. Я даже знаю, зачем они шарахаются здесь. Они источники минеральные ищут, ну и что по пути попадет. Им полезные ископаемые нужны. Меня мясом угостили. Браконьеры. Только в законе. Их в лесу ни одна зараза не тронет. А ты, Пашок, зря не веришь. Здесь много соленых источников. Смотри, сколько следов. Вон переход. Еще один. По-твоему, это коровы? Это зверь, дикий зверь.
Пашка приуныл, тупо уставившись на спаренные следы:
– А он что, не боится дороги?
– Да ты думай! Зачем ему спотыкаться в лесу, если есть дорога. Он же не знает, что это для людей. Вон смотри следы, в сторону Бихана потянулись. А потом как обрежет. Вот увидишь. Им соль нужна. Тут соль есть особенная, даже не соль, а что-то другое, отчего у зверей даже раны заживают, пули вылазиют из тела. Нанайцы тоже не дураки были. Места для них святые. Для жилья место с бухты-барахты не выбирают. Там есть одна гора… Мне геологи рассказывали. На ней у нанайцев древнее святилище было когда-то. Потом его забросили. Полчаса постоишь там, и силы на целый день. Там даже из камня бабка стояла с большими титьками, потом она пропала. Нанайцы говорят, ушла к предкам.
Пока Кася рассказывал местные легенды, Пашка озирался по сторонам, и даже как-то притих. Димке тоже стало немного страшновато, особенно, когда Кася говорил про ушедшую к предкам. Остап больше смотрел под ноги, пытаясь разобраться в звериной азбуке.
Дорога действительно была изрыта зверем. Всюду были заметны лежки, особенно хорошо сохранились следы на влажной земле, вблизи речки. В лужах можно было заметить клочья старой, сваленной, линялой шерсти.
– Это купальни. Дикий кабан купался. У них это самое любимое занятие, вроде загара, – комментировал Кася. – А вон копанина. А ты думал, бурундуки? Это он корни роет рылом. Кабан. У него пятак, как экскаватор. Между прочим, может напасть. У него клыки острые, как бритва.
Димке вдруг почудилось, как из глубины леса на него смотрит тот самый дикий кабан, что оставил рытьё на дороге, по мокрой спине пробежала холодная дрожь. Что-то осязаемое и неприятное, буквально выползло из-под замшелых коряжин, и плотной пеленой окутало его сознание, заполняя все его клетки. В это время Кася, внимательно наблюдавший за дружками, продолжал нагнетать страх: