– Да ты, Кася, гонишь!
– Я дело говорю, мне верные пацаны рассказывали. Бегали, как пчелки, пыльцу собирали, а эти потом всё отняли.
– А кто такие?
–Не знаю. Парни взрослые, после армии.
– Жаль, что ты свою пушку просрал.
– Не-е Пашок. Этой пукалкой только по банкам стрелять. У нее даже нарезов не было. Ни мушки, не перезарядки. Это не оружие. Кстати, до нас уже кто-то прошел на Бихан. Думаю, с неделю назад прошли. – Кася подошел к кусту рябины и сломал несколько веток, чтобы отгонять мошку, а заодно полакомиться ягодой. – Не спелая ещё, кислая, но есть можно. Их тоже заедала комарня. Видите, ветки сломаны, а может просто жрать хотели.
Чем дальше уходили, тем молчаливее становилось вокруг. Вместе с темнотой на ребят постепенно наваливалась гробовая тишина. Птиц почти не было. Темы для разговоров исчезли, и четверка двигалась в молчании, лишь изредка кидая друг другу дежурные фразы. Глаза, привыкшие к однообразию пейзажа, уже не находили ничего интересного: то лес, то бескрайние мари. На одном из открытых мест увидели стайку пасущихся диких коз. Те, озираясь, на почтительном расстоянии, с любопытством наблюдали за людьми. Не чувствуя опасности, косули потихоньку передвигались вдоль невысокой рёлки одиноко стоящих березок.
– Сопки видите? Вон те две, тёмные. На бабьи титьки похожи. Нам туда, – нарушил тишину Кася.
– А деревня большая?
– Вообще-то Бихан стойбище. Ты всё увидишь, Пашок. Любопытный ты без меры. Бери пример с Демьяна, молчит всю дорогу. Лес любит тишину.
Вдруг Кася резко остановился и развел руки:
– Ну-ка, тихо!
– Чего еще, – замычал Пашка, – раскомандовался, партизан.
– Да заткнитесь вы! Слышите! Ну! Вы чё, оглохли?
– Вроде шумит. Двигатель тарахтит. Может, это геологи?
– Ты чё! Дурак, что ли. На ночь глядя.
– Это вертолет! Прячемся! Живей! – Кася стремительно кинулся к кустам. – Если нас заметят – труба! Это менты. Рыбаков гоняют. Им все равно, кто ты.
Все быстро попрятались в кустах.
–А нам-то что? – Пашка сделал попытку встать, но Кася вовремя схватил его за ногу и повалил на землю.
– Дубина! Тебя в КПЗ посадят до выяснения личности. Будем неделю клопов кормить, а потом еще почки осушат. Ты думаешь, почему у меня под глазами всегда синяки? Вот так выловили. Я ругнулся, козлами обозвал.
– За козла и ответил.
– Вот именно. Ты Пашок зря хорохоришься. Здесь никто цацкаться с тобой не станет. В тайге чужих не любят. Скорее всего, это водила ментам настучал. Гад!
– Запросто.
Вертолет, сначала маленькой точкой, постепенно увеличиваясь, плавно шел над марью вдоль дороги.
– Точно за нами! Ложись! Ноги прячьте! Чтобы, как камни!
Прогремев прямо над головами, вертолет еще какое-то время пролетел вдоль дороги и ушел вправо.
– Рыбнадзоровский. Эти не цацкаются. Все отбирают: и сети, и ружья. Их даже геологи побаиваются. Не любят, когда в их владениях кто-то хозяйничает.
– А может, милиция?
– Нет. У них желтый. Хорошо, вовремя. Дальше-то болотина, деревьев мало, даже спрятаться негде. Точно засветились бы.
– А что, прокатились бы на вертолете, – пошутил Пашка.
– Они бы прокатили. Догнали бы, еще покатали, на пинках. Погоди, еще могут вернуться. Эти так просто не отстанут. А может, на Анюй погнали, там сейчас есть кого трясти. Анюй богатая река, там моторки ходят, а в эту речку уже не пройти на лодке, разве что на оморочке.
Бывший нанайский поселок, а вернее, то, что осталось после пожара, встретил команду уже в темноте. Ноги потрясывало от напряжения. Дима скинул рюкзак, и его сразу повело в сторону, как будто кто-то шутил с притяжением: двадцать с лишним километров сделали свое дело.
Еще на подходе к месту Кася стал нервничать. Словно собака, он водил перебитым носом и косился по сторонам. Отходя с дороги, чтобы не мешали, он останавливался и слушал, наводя на друзей тревогу и волнение. Все буквально валились с ног, но только не Кася. Глядя на его поведение можно было подумать, что еще немного, и Кася повернет обратно. Наконец-то Кася успокоился, и не спеша, всё так же прислушиваясь, повёл друзей одному ему известной дорогой.
Бихан оказался окончательно брошенным поселком. Когда-то в нем жили нанайцы, промышлявшие тайгой и рыбой. Поселок был очень удобно расположен среди тайги. Рядом протекала всегда богатая рыбой речка. Зимой в ней держался ленок и хариус, летом всем хватало красной рыбы: и людям, и зверям. Близость сопок придавала месту особый колорит и закрывала от продувных зимних ветров. Да и зверь всегда держался на границе сопок и болот. Но главной все же оставалась речка: не очень глубокая, но быстрая, и чистая. Красавец хариус никогда не переводился в прозрачных струях лесной красавицы.