Когда Дима проснулся, солнце уже висело над самой головой. Вокруг летали мухи и мешали спать, они-то и разбудили его. Брат еще дрых, зарывшись с головой в тряпье, прямо у самого костра. В те времена, когда они вместе ездили на рыбалки, это было его привычным местом; никаких палаток Пашка не признавал. Один его бок был покрыт белым налетом пепла от костра. Остап рылся в сумках, отыскивая свои вещи. Увидев что Дима проснулся, он улыбнулся:
– Ну, вы и дрыхнете. Я Пашку пинал. Бесполезно. Храпит как сурок. Кася уже промышляет, поднялся ни свет ни заря. Надо бы пожрать сварганить к его приходу. Может, сходишь за водой? Дорогу знаешь. Заодно искупаешься. А я пока костёр разожгу. Встретишь Касю, скажи, пусть бросает, у меня к нему дело есть.
– Пашку не поджарь.
Остап блеснул зубами:
– Почему бы и нет. Заодно и жареха будет.
– Где жареха! – Задрав голову, Пашка стал таращиться по сторонам, словно не узнавая того, что его окружает. – А где этот гном? Где этот потёртый таракан? – заорал Пашка, распрямляя плечи. – Наверно, уже мои макушки трет, этот жучара. – Пашка с шумом поднялся, не скрывая своего приподнятого настроения, и стал делать зарядку, размахивая своими увесистыми кулаками прямо перед носом брата.
Привыкнув к подобным шуткам, Дима равнодушно отвернулся, и пошел к речке.
– Ты чё, не с той ноги встал? Тоже мне, брат. Я зарядку делаю, – крикнул Пашка вдогонку, продолжая размахивать длинными ручищами и делая разные боксерские стойки и нырки.
– Вот он когда-нибудь догонит тебя и вспомнит все твои замашки.
Пашка замотал чубатой головой:
– Точно, Андрюха. Вспомнит. Он злопамятный. Ни одну обиду не забудет. А ведь до шестого класса он всегда был сильнее меня. Один раз мне нос разбил.
– Да он и сейчас сильнее. Просто меньше тебя.
Пашка сделал обиженное лицо и цинично посмотрел в сторону брата:
– Это мы еще посмотрим, кто сильнее. А давай лучше курнем. Чтобы жизни дать толчок, надо выкурить бычок.
– Это ты с детсада запомнил?
– Ну-у! Из первого класса.
– Курить вредно до жратвы. Батя мой, когда жив был, всегда говорил, что до еды курить вредно. А сам курил.
– Ну и загнулся от этого.
– Ты выбирай выражения, Пахан!
– Прости, Андрюха. В натуре, не цепляйся за слова. Не в обиду.
–Ладно, забыли, – он полез в карман за куревом. – Одну на двоих, пока Кася не видит.
– А когда он умер?
– Давно. Я щенком был, еще. Но я его хорошо помню. Бухал он много. Сразу дураком становился. Мамка нас сразу к соседям отправляла с сестрой. А трезвый – человек как человек. На мотоцикле катал. Мне кораблики делал.
Пашка сделал несколько глубоких затяжек:
– А я нашего не помню. Только по фоткам. Демьян говорит, что смутно помнит, а я нет. Машину, москвич, помню, а отца – как вырезали. Дядька рассказывал, что он одной рукой две двухпудовые гири выжимал. Он плотником хорошим был, зарабатывал много. Представляешь, машину купить тогда. Сейчас бы катались на машине. А у матери даже на велик не выпросишь. Потом машину продал, мотоцикл купил, или мотороллер. Тоже, наверно, бухал. Мотороллер точно был, бабка рассказывала, что он к нему санки цеплял зимой и катал в них нас. Я этого не помню. А Димка парусник помнит. Едем на машине, а по Амуру плывёт парусный корабль. У него память, как у змеи. Все помнит, а отца тоже не помнит. Как вырезали. Когда в яслях были, мужик придёт какой-нибудь, и все орут – ваш папка пришёл, ваш папка. А мы выбежим на улицу, а там другой мужик. Вот это помню.
– И что, больше не появлялся?
– Не знаю. Мать, как партизанка. Молчит. От родственников узнаём. Елы-палы! – Пашка стукнул себя по голове. – Я же записку забыл написать мамаше. Типа, к бабушке в Вяземск поехали. Она же убьёт нас.
– А Диман же что-то писал. Ну, да, я видел. Он какой-то листок на столе в зале оставил.
– Фу-у! Слава богу. Чтоб я делал без него. И ведь ничего не сказал. Видишь, какой молчун. С ним же не поговоришь. Такой же, как мамаша.
– Зато ты на нее больше похож. Зря ты на брата бочку катишь. Он сам по себе, ты сам по себе. Чего ему с нами, дураками, говорить. Он книги постоянно читает. А я вон и алфавита не помню.
Неожиданно вынырнул Кася с целой охапкой сухой травы.
– Гляди Остап, уже высохла. Мы ее сейчас через мару простучим, а вечером раскурим. У меня здесь тазик закуркован. Прикинь, какая ботва. Тут на десять косых точно хватит. Фу у… Запарился в этой траве. Духотища, как в бане. Пожрать бы чего.