– Ого, настоящий караван! Долго же вас собирали. Не люблю гуртом ездить, хотя и легче. Не люблю дышать кому-то в задницу. – Вовка сжал руль еще крепче и, когда машина поравнялась с колонной, затрещал, как из пулемета, осыпая встречных мелкой дробью.
– Тра-та-та-та!
Меня это развеселило, и я присоединился к его шутке, заряжая более крупные снаряды. В такой дороге чего не сделаешь, лишь бы разогнать тоску и сон. Кто бы подумал, что этому человеку почти сорок лет. Чем больше мы ехали, тем легче мне было с ним. Он располагал к себе, крепкий, невысокий, чуть полноватый парень.
Я немного забылся, путаясь по привычке в своих мыслях по поводу переезда, запыленного барахла, как вдруг машина, прокатившись по небольшому мосту, ушла на обочину. Под мостом проносилась небольшая, но быстрая речка. В это мгновение я словно очнулся и все вспомнил. Буквально все, что было связано с этим местом.
– Чего паря задумался? – Володька хлопнул меня по плечу и, достав из бардачка пластиковую кружку, вылез из машины. Сделав несколько конвульсивных движений телом, словно его ударило током, он несколько раз присел и подпрыгнул на крепких ногах. Помахав руками в разные стороны, он спустился к воде.
– Давай, учитель. Вода остывает!
Своим «учитель» он совсем не обижал меня. Наверное, моя профессия была более значимой для него, чем я сам. Я поплелся за ним. Вокруг так ничего и не изменилось. Даже мост и шум воды под ним были теми же. Я спустился вниз, оказавшись почти под самым мостом. Его темный силуэт еще больше напомнил мне о прошлом, приблизил к деталям и мелочам, о которых я постепенно забыл, хотя кое-что не раз всплывало в памяти. Не задумываясь, я уселся на бревно, не различимое в темноте.
– Знаешь, как речка называется?
– Знаю, Даур, – не задумываясь, ответил я.
– Бывал тут, или как? – спросил Володька слегка удивившись, протягивая мне кружку с водой.
– Нет, спасибо, я с ладони.
Вода, холодная и чистая, ломила зубы. Я сделал ещё пару жадных глотков и выждал, пока в мозгах всё встало на свои места.
…– Давно. Ещё в школе учился.
– Так ты что, – удивился Володька, – конопелькой баловался, что ли?
Я улыбнулся:
– Почти.
– Но ты же говорил, что никогда не курил. Ты меня удивляешь, учитель.
Со всех сторон к нам уже летели беспощадные комары и их собратья по столу – мокрецы и мошка, нацелив свои шланчики для перекачивания крови. Мы какое-то время пытались вести с ними борьбу, дабы насладиться приятным шумом и прохладой от реки, но потом сдались. Вовка бросил окурок в воду и побежал к машине.
– Поехали, Дима! Давай в машину. Загрызли совсем, звери. Что-то уж больно лютуют они сегодня.
Машина взревела и выехала на дорогу. Захлопнув дверь, я с удовольствием почувствовал, как освободился от усталости.
– Значит, когда в школе ещё… Давай, паря, колись! Что у тебя было в этой дыре. Дорога-то долгая, длинная. А то меня что-то в сон клонит.
Володька успел сунуть голову в речку, с волос его капала вода. Я пожалел, что не сделал того же, но возвращаться было поздно.
– Да не очень-то интересно. И рассказчик я некудышний.
Ночь превратила нашу кабину в уютный и теплый домик, и, несмотря на тряску, мне было хорошо. Приборы светились в темноте зелеными огоньками, отражаясь в лобовом стекле каким-то загадочным миром. Вовкин профиль, освещенный встречными фарами, придавал мне особое чувство спокойствия и комфорта. Он был весь в работе. Я же, удобно развалившись на сиденье пассажира, медленно проваливался в бегущую мне навстречу темноту. Неожиданно яркое солнце беззаботного детства осветило мою память, разлившись мягким теплом по всему телу, и наполнив невыносимым чувством жалости к безвозвратно ушедшему прошлому. Внезапность нахлынувших чувств захлестнула меня, я напрягся, что было сил, пытаясь удержать в себе это редкое и нестерпимо приятное чувство. Перед глазами, по другую сторону реальности, словно в зазеркалье, возник русоволосый мальчишка. Сидя на крыльце, он выжигает что-то на небольшой фанерке увеличительным стеклом. Рядом стоит белобрысый и рослый парнишка и что-то бурно рассказывает.
Это я и мой брат.
– Демьян, кончай жмотиться! Всего три рубля. Отдам, честно говорю. У тебя есть, я знаю, – напирает Пашка. Он недовольно сжимает губы и морщит тяжёлый лоб. Пашка на голову выше своего брата и смотрит на него сверху.
– Нету. Не дам. Ты мне уже больше десяти рублей должен.
– Ну, как раз и отдам. Сразу все. Одиннадцать, – Пашка смотрит честными глазами, словно преданный пес, только что хвостом не машет, пытаясь разжалобить брата. Но тот не сдается.