— Впереди. Но мы пройдем раньше. Из-за этой пробки через шлюзы будут пропускать всю эту ночь, а может быть, и следующую. Подумайте, сколько скопилось барж, и прибывают все новые. В принципе у моторных барж должно быть преимущество перед конными. На этот раз инженер решил, что будут пропускать попеременно: одну баржу с конной тягой, одну моторную.
И симпатичный малый с открытым лицом протянул руку:
— Видите? Прямо напротив подъемного крана. Я узнал ее по рулю, он выкрашен белым.
Проходя мимо барж, Мегрэ через иллюминаторы различал людей, ужинавших при желтом свете керосиновых ламп.
Хозяина «Провидения» Мегрэ нашел на причале. Тот, разгоряченный, спорил о чем-то с другими речниками.
— Конечно, моторкам не полагалось бы давать преимущество. Возьмите к примеру «Мари»: на пяти километрах бьефа мы выиграли у нее целый километр. А при такой системе она пройдет раньше нас… Глядите-ка! Комиссар!
И маленький человечек протянул Мегрэ руку, словно тот был его давним приятелем.
— Значит, вы опять с нами? Хозяйка на борту. Она будет рада: она считает, что среди полицейских вы самый приличный человек.
В темноте на баржах светились сигнальные огни так близко друг от друга, что приходилось удивляться, каким образом суда еще двигались.
Мегрэ узнал дородную уроженку Брюсселя, которая разливала суп, и, прежде чем подать ему руку, вытерла ее о передник.
— Не нашли убийцу?
— Увы!.. Я хочу еще раз поговорить с вами.
— Садитесь. Выпьете рюмочку?
— Спасибо.
— Да уж выпейте. В такую погоду это никому не вредит. Послушайте, вы приехали на велосипеде не из Дизи ли?
— Из Дизи.
— Так это ведь шестьдесят восемь километров!
— А ваш коновод здесь?
— Он, наверное, на шлюзе, спорит там. Нас хотят выбросить из очереди, а мы сейчас не можем уступить, потому что и так потеряли уйму времени.
— У него есть велосипед?
— У кого? У Жана? Что вы!
Она засмеялась. И объяснила, снова принявшись за работу:
— Не представляю себе его на велосипеде: у него такие короткие ноги. У моего мужа есть велосипед, но он уже больше года им не пользовался. По-моему, шины лопнули.
— Вы ночевали в Оме?
— Точно. Мы всегда стараемся пришвартоваться там, где можно запастись провизией. К тому же — ночью. Не дай Бог остановишься днем, тебя обязательно оттеснят другие баржи.
— В котором часу вы туда прибыли?
— Примерно в такое же время, как сейчас. Мы ведь больше смотрим на солнце, чем на часы. Еще рюмочку?
Это можжевеловая водка, мы берем ее из Бельгии в каждую поездку.
— Вы были в бакалее?
— Да, успела, пока мужчины пили аперитив. Спать мы легли в девятом часу.
— Жан был в конюшне?
— А где же ему еще быть? Ему хорошо только с лошадьми.
— Ночью вы не слышали шума?
— Нет. В три часа Жан пришел сюда, чтобы сварить кофе. Такая уж у него привычка. Потом мы отчалили.
— Вы не заметили ничего необычного?
— Что вы имеете в виду? Уж не подозреваете ли вы нашего старика? Послушайте, он у нас уже восемь лет. Если он уйдет от нас, «Провидению» не бывать прежним.
— Ваш муж спит с вами?
Она опять рассмеялась. Мегрэ стоял возле нее, и она толкнула его в бок локтем.
— Ну, а как же? Неужели я выгляжу старухой?
— Можно пройти в конюшню?
— Если хотите… Только возьмите фонарь, он на палубе. Лошади на бечевнике, потому что мы все-таки надеемся пройти шлюз сегодня ночью. А когда доберемся до Витри, тут уж мы будем спокойны. Большинство судов идет по каналу от Марны до Рейна. А по направлению к Соне — свободнее. Правда, там туннель длиной в восемь километров, он меня всегда пугает.
Мегрэ один направился к середине баржи, в надстроенную над ней конюшню. Он взял фонарь, служивший сигнальным огнем, и проскользнул в царство Жана, где стоял теплый запах навоза и кожи.
Однако он напрасно протоптался так около четверти часа, не переставая слышать разговор на причале между хозяином «Провидения» и другими речниками.
Когда Мегрэ снова подошел к шлюзу, он увидел коновода, который, повесив на шею, как ожерелье, кнут, возился с затвором.
Как и в Дизи, он был одет в потертый вельветовый костюм, на голове у него была старая фетровая шляпа.
Из шлюза, отталкиваясь багром, вывели одну баржу: двигаться по-другому среди сгрудившихся судов было невозможно.
От одной баржи к другой доносились хриплые, озлобленные голоса, и, когда время от времени свет сигнального фонаря падал на лица речников, было видно, что люди смертельно устали.
Все они были в пути с трех-четырех часов утра и мечтали только о том, как бы поесть супу и свалиться наконец в постель.