Даже к азиатам или африканцам западный человек относится с большим спокойствием: они ведь не только цивилизационно, но и внешне другие, а это успокаивает. Русская же цивилизация не только расово идентична Западу, но и корнями своей духовности восходит к тому же самому христианству, из которого вроде бы возник западный мир. Только они время от времени обновляли веру свою, приводили в соответствие с земной жизнью, пройдя через католицизм, протестантство, баптизм, а мы так и оставались истинно православным народом, никак не модернизирующим свою веру. Мы все в глазах Запада - ортодоксы. И как бы ни силился быть суперпрогрессивным тот или иной наш интеллигент, но если он числит себя в лоне Православной церкви, в лоне традиций православной культуры, то для всего западного мира он всего лишь прихожанин "ортодокс черчж", самой что ни на есть ортодоксальной церкви. Если православный - значит, консерватор.
Наш путь вперед - всегда консервативен. Пройдя сквозь крепчайшую из революций, отменяющую все, что только можно было отменить, мы в результате еще в сталинские годы пришли к консервативнейшему из имперских устройств и, что особенно поразительно, к, может, даже неосознанному восстановлению традиций Православия. Уверен, что и после горбачевско-ельцинских разломов, едва оправившись от них и даже в результате их, мы, вновь идя по нашему цивилизационному кругу, догоним свой же хвост. И наш авангард вновь возглавит консервативнейший поворот в истории. Исторический путь России это консервативный вызов миру.
Интеллигенты наши, наша национальная ахиллесова пята, столетиями этого понять не могут, все рвутся в западную цивилизацию. Успокойтесь, не хочу ее ни ругать, ни хвалить. Но она идет своим путем, своим цивилизационным кругом, и нам до нее нет никакого дела. Наша уникальность еще в том, что мы, в отличие от фундаментального Востока, лишены изоляционизма. Наш консерватизм, словно губка, впитывает в себя новейшие открытия Запада и Востока, при этом не изменяя сущности своей - заимствовать можем сколько угодно, хоть лопатой, но приживется лишь то, что не чуждо нашему цивилизационному кругу. Уж на что Петр Великий перелопатил святую Русь, почище большевиков изменил образ жизни и образ мыслей, а в результате лишь укрепилась Российская Империя, восторжествовал новый консерватизм, имперского образца. Немало завез Петр Первый и западных мастеров и советников. Те, может быть, и думали, что служат западному миру, переделывая по-своему Россию и русский лад. В итоге они же сами послужили русской цивилизации, придав ее хаотичному размаху стройную имперскую законченность. То же самое случилось и с мировым еврейством двадцатых-пятидесятых годов. Почему еврейские круги так косо смотрят на Россию? Может быть, оттого, что, подчинив себе в революцию и позже, в двадцатые годы, руководство большевистской России и мечтая о мировом интернационале, реально на самом деле они славно послужили построению нашей супердержавы? Атомный проект, военная разведка, химия и физика, экспансия в мировое пространство, - еврейское лобби во всем мире поддерживало наши грандиозные проекты. По сути, вплоть до появления Израиля все мировое еврейство успешно работало в интересах нашей страны. И оказалось, что работало - на Россию. Никогда за двести лет совместного проживания цели евреев и русских не были столь едины, как в советский период, никогда так дружно не работали евреи на мощь нашей державы, как в двадцатые-пятидесятые годы. Политические круги могли думать что угодно, внешне, как и в петровские времена, подавлялись национальные формы русской жизни. И вдруг в петровских ли камзолах, в комиссарских ли кожаных куртках вновь утверждалась на евразийских просторах глубинная Русь с ее приоритетом духовного над материальным.
Консервативный вызов - вот наш путь в мире. Наша альтернатива экономическому прагматизму. Недавно прочел у французского журналиста Виктора Лупана: "Даже большевики быстро сообразили, что разрушить русский архетип труднее, чем приспособиться к нему любой ценой... красным удалось внушить народу, что они выполняют вековую миссию и что он борется снова, как всегда, против зла и несправедливости, процветающих повсюду. Сегодня на самом деле ясно, что большевикам никогда бы не удалось загнать в свои шеренги столь верующий народ, как русские, марксистскими политическими лозунгами. Продолжатели дела Ленина, в первую очередь Сталин, поняли, что только усвоение идей, близких к устремлениям альтернативной православной модели, - идей, глубоко вошедших в течение веков в коллективное подсознание, позволит им надолго установить свою власть". Коммунисты считали, что они использовали "вечные ценности" русского православного сознания. А может быть, это "вечные ценности" столь замысловатым путем, идя чуть ли не от противного, использовали европейскую марксистскую идеологию, дабы пережить грядущий крестовый поход всей Европы во главе с Германией?
Мы невероятно податливы лишь внешне, мы воспринимаем с жадностью все авангардистские политические и экономические, культурные и литературные течения. Дабы, переварив их в своем консервативном чреве, впитав их избыточную энергию, предложить далее всему миру новый дерзкий консервативный вызов. В результате, я уверен, новая постсоветская система управления, в мучениях освоив западноевропейские и американские новинки, предложит в ХХI веке свой новый консервативный вызов. Меня упрекнут: мол, ты забыл о миллионах жертв, о разрушенных основах народной культуры, белые патриоты упрекнут за излишний советизм, заранее соглашусь с ними. Были и жертвы, изменился и народ, исчезли навсегда иные из традиций, - более того, весь наш русский путь не усыпан розами, и людей мы не жалели на протяжении всей истории, это оборотная сторона нашей соборности. Но и отрицать наши грандиозные свершения в ХХ веке тоже невозможно, а состоялись они только благодаря консервативному вызову.
Великая русская литература практически во всех высших проявлениях консервативна. Вот вам ряд русских консерваторов: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин, Булгаков, Шолохов, Платонов, и так вплоть до Солженицына и Распутина. Русский литературный консерватизм столь же необычен, как и идеологический. Он не боится новых форм, новых средств выражения, и потому не приводит к эпигонству. Консервативным остается дух литературы, смысл ее, ибо никогда не стареют вечные моральные и нравственные истины. Каким бы ни был великим бунтарем тот же Лев Толстой, может быть, он и довел до совершенства классическую простоту и ясность литературного классического вызова. Традиционно в России переломы в национальном сознании, потрясающие всех бунтарские вызовы в искусстве были мистическим образом всегда связаны с консервативным вызовом. То Александр Пушкин удивляет всех бытовым романом "Евгений Онегин", то всему обществу бросают вызов авторы антинигилистических романов: "Бесы" Федора Достоевского, "На ножах" Николая Лескова. В Париже поднимают бунт импрессионисты, у нас в это же время не менее дерзко впервые выставляются передвижники. В музыке таким же вызовом стала "Могучая кучка". Даже двадцатые годы ХХ века не сумели переломить нашу национальную тенденцию. Владимир Маяковский с неизбежностью превратился в пламенного реакционера. Велемир Хлебников, по сути, таковым и был всегда. Даже свои знаменитые квадраты Казимир Малевич пытался одухотворить, и, в отличие от западных коллег, ему надо было обосновать не формальный изыск и новизну, а духовный смысл своего эксперимента. "О духовном в искусстве" писал и Василий Кандинский, духовностью же были пронизаны все работы Филонова. Самой консервативной духовностью.