Т. Г. Видимо, надо постоянно строить свой дух. Думаю, что лишь в последнюю очередь стоит винить внешние обстоятельства, искать в них себе оправданий. А табу - например, не лгать читателю - должны быть внутренними. А уж коли солгал или невольно ошибся - не страшись прямо признаться в этом. Прямо, от своего личного имени. А не так, как за грубые свои заблуждения на поле общественной деятельности "винится" обычно на съездах писателей какая-нибудь именитая "наша совесть", прячась за якобы стадное "мы". Воистину - как Сальери: "...мы все... Мы все, жрецы, служители музыки. Не я один..." Нет, чтоб бесстрашно сказать о себе, как Некрасов, что "много виноват"!.. К саморазрушению ведут самопотачки. Жизнь в кредит читательского доверия. Спекуляция былыми заслугами и т.д.
В. Б. Чувствуете ли вы свое поэтическое поколение: от Ахмадулиной до Чухонцева, от Рубцова до Шкляревского? Можно ли оторваться от своего времени, от своего поколения?
Т. Г. В поколении, условно обозначенном вами, я, кажется, младшая и, во всяком случае, стою в нем особняком. Никогда не вписывалась ни в какие поэтические "обоймы": ни в евтушенковско-ахмадулинско-вознесенскую, ни в "деревенскую" с ее идеологической эстетикой "малой родины", ни в бодрую "ЦК-ВЛКСМовскую" (была и такая), ни в ту "городскую", полуинтеллектуальную, что славила НТР (научно-техническую революцию, бывшую в моде), всяческие Ангарские да Усть-Илимские ГЭС или "величавое облако ангарской целлюлозы"... Меня упрекали в несоответствии "современности" и ставили как поэта (да и теперь ставят) далеко на обочину "литературного процесса", а то и просто сбрасывали в кювет. Это - не сетование с моей стороны, а прямой ответ на ваш вопрос. К тому же я вижу тут, если хотите, провиденциальный смысл: эти обстоятельства укрепили меня на своем пути.
В. Б. А вы не преувеличиваете эти обстоятельства, как и свою отъединенность от поколения?
Т. Г. В литературе поэту важны не сверстники, а единомышленники. Вы же начали перечень с явного моего антипода, которому при всех прилежных "трагических" гримасах суждено по преимуществу так и остаться клоунским, фарсовым вариантом Ахматовой-Цветаевой-Пастернака... Понимаю, что наступаю на любимую вашу мозоль, но А.А.Ахматова отзывалась об Ахмадулиной куда презрительней. Ну а можно ли вообще оторваться от своего поколения? От литературного - случается... Разве Н.Рубцова мы строго мыслим в его "поэтическом поколении"? Не уверена в этом. Другое дело - взятое в целом поколение историческое... Оторваться же от своего времени художник, по-моему, не в силах. Разве что "современность" люди понимают по-разному, подчас диктаторски, между тем как у каждого времени не одна, а несколько тенденций. Время многослойно - отчего и существуют в одну эпоху взаимонеподобные поэты.
В. Б. Значит, они равноправны: та же Б.Ахмадулина и Н.Рубцов?
Т. Г. Нет, конечно. Важно следовать не злободневной, "модной" или "эффектной", а перспективной тенденции, пусть она сегодня теплится вроде на задворках. Под перспективностью я разумею живучесть. То, что всерьез уходит в будущее, хотя и похоже на "прошлое"... Вот оно-то, хоть и с виду "задворочное", оказывается подлинно современным. Воплощая в себе нетленность, то есть духовность, своего времени. Это и видим у Н.Рубцова.
В. Б. А если приблизиться к собственному вашему опыту? Всегда ли легко, не впадая в снобизм, отличить современное от злободневного, "однодневного", чтобы ступить на верный поэтический путь?
Т. Г. Это снова-таки вопрос таланта... Вопрос исторического, социального, национального чутья. Вопрос, если можно так выразиться, художественной стратегии - в отличие от тактики угождения публике и стяжания благодарных рукоплесканий... Замечу, однако, из своего опыта, что между злободневным в искусстве и тем, что тяготеет к более глубокому ощущению времени, на всех уровнях таланта обычно идет напряженная борьба. Я столкнулась с этим давно. Рано. А верней - вовремя, чтобы раз и навсегда сделать выбор. Кажется, из всех поколений студентов Литинститута я одна, живя решительно вне политики, после пяти лет учебы не была допущена к защите диплома, ради которого-то и училась - заочно. Мне предложили, вместо диплома, жалкую и позорную по тем временам справку, что прослушала я, мол, в институте пятилетний курс лекций... А все потому, что творческий руководитель, очень авторитетный тогда Илья Сельвинский дал неожиданный для меня отзыв о моей дипломной работе: "София Киевская и тому подобная сусальщина не могут быть темами советского поэта..." Хотя при этом высоко, даже преувеличенно, оценивал мое "дарование", которое я якобы гублю... Цикл стихов о Софии был написан мною еще в 1960 году, и я не желала отказываться от него. Тогда еще и слуху не было ни о каком "Русском клубе" или "Обществе охраны памятников истории и культуры". А я не отделяла от "этой сусальщины" сами воспоминания о Великой Отечественной войне:
...И от стен обагренной Софии,
от ее закопченных камней
снова смотрят в огонь неживые
византийские очи людей.
И едва отличим от мозаик
Даже детский пылающий взгляд...
Вот в стакане вода замерзает.
Вот всю зиму коптилки коптят.
А Софийская колокольня потом оказывалась у меня "главным украшением" во время салюта "в день 7-го ноября": "И голубая, голубая, / она вступала в высоту, / печаль веков превозмогая, / птиц направляя на лету..." Конечно же, это было нестерпимо в эпоху хрущевского вандализма!
В. Б. Что же, у вас так и нет диплома о высшем образовании?
Т. Г. Года через полтора после окончания Литинститута я его получила. Чудом. В результате нежданного, именно чудесного для меня, вмешательства Сергей Наровчатова. Пока я жила себе в Михайловском, работая экскурсоводом в Пушкинском заповеднике, он каким-то образом прочитал мою забракованную дипломную работу и написал свой отзыв о ней, резко поспорив со своим бывшим учителем - тем же Сельвинским... Да и кукуруза начала отцветать уже... Так что выдали мне для чего-то даже "диплом с отличием".
В. Б. Чего больше было в вашей литературной жизни: одиночества, почти остракизма или таких "чудес", как поддержка со стороны того же С.Наровчатова, казалось бы, далекого от вас? Что вы думаете вообще об одиночестве поэта? Ощущаете ли его сейчас?
Т. Г. Одиночество в творческой жизни - вещь нормальная. Если хотите классичная. (Что не значит, однако, что оно должно быть особой, "почетною" темой стихов.) Впрочем, тут недалеко до нескромности, когда говоришь об этом: ведь всерьез одиноки только большие поэты. Они одиноки даже и в славе, если она выпадает им при жизни. Надо учиться переносить одиночество - видеть его плодотворность, а не просто трагедию.
В. Б. В чем его плодотворность? Разве оно не приводит к отчаянию?
Т. Г. В условиях для сосредоточенности... Я надеюсь, мое одиночество плодотворно. А отчаяние?.. Когда мне казалось, что я вовсе забыта, всеми оставлена, я брала лист бумаги и писала - как двадцать лет назад:
...Уже мой голос замело
и все, что было мною,
чтоб я узнала, как мало
отчаянье земное...
А счастливых случаев, внезапной поддержки, не чаянной вроде уж помощи - бывало очень много. Но можно ли было бы их оценить, если бы не было одиночества? Им-то как раз, коль оно - плодотворно, коль оно терпеливо сносится, чудеса, видимо, и заслуживаются. Между прочим, однажды чудесной своей стороной открылся передо мной и ваш друг А.Проханов.
В. Б. Среди старших, чем ваше, поколений знали ли вы Анну Ахматову, 110-летие которой мы недавно отмечали и которая, по-моему, вам близка в своей гражданской лирике?
Т. Г. Лично - не знала. Робела. Не приходила на условленные встречи. На этом знакомстве сильно настаивал Б.Слуцкий, сам-то "коллекционировавший" живых поэтов... И тогда же, лет 35 назад, написала "зеленые", робкие "Стихи о несостоявшемся визите". В них шла речь о потоке возможных поклонников, почитателей... Помню такие, не публиковавшиеся строки:
...И я, незваная, вхожу
так в реку окунают!
на стены я не погляжу,
портретов не узнаю.
И буду тихо говорить
О пушкинской аллее.
И, уходя, благодарить
И медлить не посмею...
Благоговение, видите ли, было!.. Хотя многие, не смущаясь, звонили, набивались на встречу, стихи свои для отзыва слали...
Сразу скажу, что не знала и Пастернака. Была лишь на его похоронах.
В. Б. А испытывали к нему подобное же чувство?
Т. Г. Всякому чувству свое время... В 1957 году, когда мне впервые попалась книга Б.Пастернака "Стихотворения", 1935 года, "избранное" его на ту пору, я, ни у кого не спрашивая о нем, уверена была, что он уже умер. Потому что - вряд ли может быть жив такой замечательный поэт!.. О нем ведь не говорили, он не был уже знаменит... Когда в "Дне поэзии" 1957 года были напечатаны два его стихотворения, "В больнице" и "Летчик", их никто не заметил. Заметили - евтушенковскую "Плеяду"... А Пастернак гляделся воистину... "крестиком на ткани / И меткой на белье". Как тот еле видимый летчик... Куда ему было, скажем, до Степана Щипачева?!.. Это теперь уже многие знают его наизусть и нередко задним числом переписывают историю своей любви к нему. А тогда - цвела искренняя диковатость вкусов. До сих пор отношусь с большим уважением к той "бесславной" полосе его жизни... А позже разразился скандал вокруг "Доктора Живаго", и я поняла, что поэт еще жив...