В. Б. Почему ваш роман "Господин Гексоген" так дружно поддержали многие молодые критики и издатели леволиберального радикального толка? Видите ли вы возможность смычки леворадикальной эстетики с левыми политическими силами?
А. П. Народилось новое поколение интеллектуалов, которым сейчас 25-27-30 лет, это молодые люди, которые начинали как яростные демократы, наполненные антисоветским, антикоммунистическим пафосом. Они в свое время приветствовали либеральную революцию, разрушившую страну, партию и общество. Прошли годы, все деградировало, все оказалось продажным. Молодые либералы повзрослели, начитались книг, у них появились связи с такими же, как они, интеллектуалами на Западе. И они резко полевели, радикализировались. Первая попытка связать красную политику с радикальной культурой была сделана Эдуардом Лимоновым, когда он только что вернулся в Россию из идеализированного обществом Запада. Лимоновская партия зарождалась как некий интеллектуальный клуб, куда первыми пришли вовсе не боевики и не гранатометчики, а рокеры, художники, музыканты, поэты, философы с новым стилем, с новым дизайном. Курехин, Летов, Витухновская... И сам Лимонов был такой. Из этой небольшой, радикальной и энергоемкой культуры создалась такая же энергоемкая партия, и все их акции политические - это такие перфомансы, которые, правда, стоят их отчаянным авторам и свободы, а иногда даже жизни. Что может быть зрелищнее и прекраснее, чем отхлестать сытую физиономию британского принца Чарльза красными гвоздиками? Такой художественный акт ничем не хуже акта молодогвардейца Сергея Тюленева в годы Великой Отечественной войны. Это героизм, которого нам так не достает. Это все равно, что поднять красный флаг над фашистской комендатурой. Такая очень важная для нас смычка происходит. Она будет втягивать все больше и больше молодежи в радикальную политику. Я в своей политической практике, в своих дискуссиях, которые веду постоянно в среде коммунистов, все время упрекаю их в старомодности, в некоторой отсталости, в изнурительной тавтологичности. Я мечтаю о вторжении авангардной интеллектуальной молодежи в наши ряды. Молодежи, которая готова рисковать, готова ошеломлять, эпатировать сытых буржуа. Революция - это всегда эпатаж, всегда взрыв и всегда авангард.
В. Б. И как ты думаешь, готовы ли сегодня лидеры КПРФ, тот же Геннадий Зюганов, пойти на смычку с молодыми авангардными радикалами?
А. П. Я думаю, что все на все способны. Все зависит от того, что будет предложено и кем. Какая форма давления будет оказана. Найдутся ли в недрах красного истеблишмента несколько активных посредников, объединителей, любящих и ценящих авангард. В той степени, в которой от меня это зависит, я делаю все для такого сближения. Я даже рассматриваю нынешний ошеломительный бум от моего романа, эффект от него, как результат такого взаимодействия.
В. Б. Но в этом расширении эстетических зон взаимодействия есть ли какие-то табу, какие-то границы, которые нельзя перешагивать? Тебя не напугало сотрудничество с такими "аморальными" изданиями, как эротический "Плейбой"?
А. П. Я думаю, что самыми аморальными изданиями на сегодняшний день являются такие газеты, как "Известия", которая глумится над своим народом, поддерживая самые губительные для народа либеральные реформы, которая продолжает дуть в дудку, способствующую вымиранию миллиона русских людей в год. И на костях погибших преуспевают близкие "Известиям" олигархи. Вот это аморально и отвратительно. Такая газета даже страшнее какой-нибудь порнушной газеты, рекламирующей скотоложество. А в самом "Плейбое", в котором вышло мое огромное интервью, я ничего страшного и возмутительного не заметил. Красивая обнаженная натура, прелестная женская грудь, но такие же груди гроздьями висят на рекламных щитах по всей Москве. Сексуальная революция, которая прокатилась по миру, а потом пересекла всю Россию туда и обратно, сняла табу с обнаженного женского тела. И этот, достаточно наивный по нынешним временам, дизайн "Плейбоя" меня никак не смущает...
В. Б. Не считаешь ли ты, что издательство "Ад Маргинем", выпустившее роман, осознанно, провокационно подставило тебя, поместив на обложку ужасающий череп Ленина? Согласовывался ли с тобой проект обложки? Почему ты дал добро? Как ты сейчас относишься к Ленину?
А. П. Мои отношения с этим издательством были таковы. Я изначально продал им все права на рукопись. Это не баснословные деньги. На эти деньги нельзя построить авианосец. На эти деньги даже нельзя подарить галстук-бабочку Борису Березовскому. Это очень маленькие деньги. Но я почувствовал в этих адских магах, как я их называю, силу, умение и какой-то новый взгляд на издательскую культуру. Поэтому я отдал им все на откуп. И редактуру текста, которую они произвели, и дизайн обложки, который они создали, я не контролировал. Я увидел только готовую книгу. Смущает ли это меня? Нет. Когда я увидел книгу, увидел обложку - мне ли возмущаться и падать в обморок после того, что я видел, как из танковых пушек вырываются снаряды и гвоздят по Дому Советов в 1993 году или как эти танки размолачивают кишлак Мусакалы, когда я видел море народной крови и груды трупов, когда я видел вблизи все крушение родного мне государства, - мне ли пугаться черепа Ленина? Ленин - великий человек, великий революционер, человек, который поднял на дыбы весь мир, это и есть Господин Гексоген. Ленин взорвал планету, взорвал буржуазный мир, он, по сути, всю планету сделал красной. Такие люди не могут выглядеть прилизанными, с нежно зачесанными косицами. У таких людей могут быть три головы, может быть шестьдесят крыльев, это мистические люди. Он может быть с голым черепом, а потом превратиться в восхитительную женщину, может быть каким-то птеродактилем или же с апостольским ликом. Это стомерное явление. Святоши, которые хотят видеть Ленина уютно лежащим в Мавзолее, или Ленина в детстве с кудрявой головой, или когда он в валенках ходил по снежной мостовой, эти святоши проповедуют ханжество и пустоту. Ленин - всякий. В том числе и такой. Он может быть еще и страшнее. Для белой гвардии. А для красной гвардии он может быть восхитительным божеством. Меня это не смущает.
В. Б. Потерял ли ты сам доверие к красному проекту?
А. П. Потерял ли я доверие к красному проекту? Я - художник, а не проектант, не конструктор, не демиург. Красный проект, как его сформулировали большевики, прошел весь путь от Первой Конной армии до первой гвардейской танковой дивизии и далее. От Луначарского к Суслову, потом к Горбачеву и к ГКЧП - это все взлет и угасание красного проекта в том виде, в котором был сконструирован. Я в этом проекте родился, жил, я сам - часть этого проекта. Как я могу потерять интерес к красному проекту, если я - часть его? Как я могу потерять интерес к своим глазницам, к своему сердцу, к своим болячкам, к своей первой любви? Другое дело, что если я сейчас буду маршировать и победно бить в барабаны - это будет выглядеть наивно. Красная идея, красный смысл, все то, о чем мы с тобой говорим, это не лаборатория, не результат сговора трех или четырех талантливых людей. Он был заложен еще при рождении Земли, в первичном взрыве Вселенной. В этих спектрах Вселенной уже была заложена красная идея, и пока будет жива Вселенная, красная идея будет вспыхивать где угодно и когда угодно: в антиглобализме, в Венесуэле, на юге, на востоке. И никакие олигархи не справятся с этим красным космизмом. И я вижу себя вписанным в эту красную схему. И взрыв моего "Господина Гексогена" - это тоже красный смысл.
В. Б. Почему так резко изменен в книжном варианте финал романа? Вместо православного Крещенского финала, дающего надежду на будущее, - беспомощный и раздавленный герой, потерявший веру во все? Исчезающий или растворяющийся в радуге президент лишь дополняет апокалиптичность видения. Нет ли у тебя желания в будущем восстановить первоначальный финал?
А. П. Я уже сказал, что полностью доверил своим издателям судьбу книги, и я не ошибся. Если бы я доверил эту судьбу прежним, то и судьба ее была бы той же самой, что у всех предыдущих романов, которыми я дорожу не меньше, а может быть, больше, чем этим. "Чеченский блюз", "Идущие в ночи", которые я писал на полях сражений, не получили такого резонанса, как "Господин Гексоген". Не прозвучал, как требовалось, и роман "Красно-коричневый", посвященный октябрьским событиям 1993 года и всей нашей патриотике. Нет, я считаю, ребята из "Ад Маргинем" сделали все, что нужно, я им очень благодарен, восхищен их работой, не до конца даже понимаю виртуозность ее. Что же касается моего финала, то я за него спокоен. Роман написан так, как он написан. Я его переиздам. Этот роман является частью мегаромана, состоящего из шести книг с одним и тем же героем. Это одиссея моего героя, который прошел по последним советским войнам, региональным и геополитическим: афганская, кампучийская, никарагуанская, африканская. Позже мой герой становится участником трех катастроф в России конца ХХ века: ГКЧП, расстрел Дома Советов и гексогенные взрывы в Москве.