В. Б. А первый раз когда и за что были арестованы?
Отец Д. Д. Первый раз за стихи мои. Я только закончил семинарию и поступил в Академию. Сразу после войны. Мне тогда было года 24. Я в 1945 году, когда меня из армии демобилизовали по болезни, сразу же поступил в семинарию. Тогда их открывать стали. И успел как-то сразу же по окончании ее попасть в духовную Академию. И вдруг неожиданный арест за еще первые мои стихи о Боге. Особое Совещание дало мне десять лет лагерей и пять поражения в правах. Второй раз меня арестовали уже прямо в лагере. Опять за стихи, ибо я их писал там постоянно. Я к тому времени отсидел уже 4 года, и еще десятку припаяли, получилось 14 лет. Но, к счастью, все 14 я не просидел. Лишь восемь с половиной. После смерти Сталина я написал: мол, прошу пересмотреть дело, осужден невинно. Мне ответили: осужден правильно, дело пересмотру не подлежит. Но через неделю приезжает комиссия из Верховного Совета СССР по пересмотру всех дел. Вызвали среди других и меня. Спрашивают: "За что вас арестовали?" Я в ответ: "Хочу спросить вас об этом?" "Вы с оружием в руках против советской власти не выступали?" "Нет..." Посмотрели друг на друга: "Вы свободны". Я думал, что свободен от разговора с ними. А через три дня нарядчик говорит: "Вылетай". На самом деле, освобождение со снятием судимости и восстановлением в правах.
Я приехал. Решил восстановиться в Академии. Но было искушение: поступить в Литературный институт. Послал заявление, но на счастье мое, там все боялись меня рецензировать. Не брали рукопись, как рассказала потом мне секретарша. Еле всучили какому-то писателю, отрецензировавшему рукопись, и ему мое творчество не понравилось. А то бы поступил в Литературный институт, годы бы прошли, уверен, все равно бы стал священником, но время потерял... В Академию тоже меня боялись восстанавливать: хоть и выпустили, но страх-то в людях оставался, еле сумел добиться своего. Стал учиться, но и стихи продолжал писать. Никак исправляться не хотел...
Уже на старших курсах Академии ректор вызвал меня и говорит: "Подайте прошение об уходе из Академии". "А почему?" - спрашиваю. "Вы же сидели, это пятно на Академию". Я отказался подавать прошение, сказал, что ничего плохого и предосудительного стараюсь не допускать. В конце разговора долгого я ему уже вынужден был заявить: "Я вчера сидел, а вы, может быть, завтра сядете, не будем гадать на кофейной гуще..." Так оглушающе это на него подействовало. Через какое-то время меня и рукоположили, и даже прописали в Москве. Всю жизнь передо мной были какие-то препятствия. Значит, так надо было Богу. Я не обижаюсь на людей.
В. Б. А где вы родились, батюшка, где учились? Кто ваши родители?
Отец Д. Д. Родился в Брянской области 24 февраля 1922 года. В простой крестьянской семье. Мои родители в колхоз не шли, и их постоянно преследовали. Отец у меня тоже из-за этого сидел, за неуплату налогов. Я испытал голод 1933 года. Закончил в нашей деревне 4 класса. Деревню называли Зарбуда, потом переименовали в Березину. Была глухая деревня, а сейчас там и храм свой есть, и своя средняя школа, библиотека, больница. Ведь ничего этого в мои годы не было. У меня есть два брата, одному 75 лет, другому 71 год, сестре уже 90 лет. Все живы. Я рос слабенький. И все время тянулся к книгам. С 8 лет начал писать стихи. И не прекращал всю жизнь. До 18 лет жил в деревне. А потом началась война, два года провел в оккупации под немцем, когда освободили, взяли в армию. Был на фронте, но вскоре меня демобилизовали, тиф дал осложнение, обнаружили тромбофлебит, и после больницы я уже вышел гражданским, повоевать пришлось совсем немного. А дальше семинария и Академия. И уже после поступления в Академию меня арестовали за мои христианские стихи.
В. Б. А вам не кажется, отец Дмитрий, что в вас, кроме проповеднического дара, сидел все время какой-то соблазн, все тянуло то в политику, то в литературу, то к публикациям стихов ли, прозы ли, своих проповедей, то к лучам славы? Очевидно, пойди вы просто в священники, посвяти всю жизнь только служению Богу - и судьба сложилась бы иначе?
Отец Д. Д. Я считаю сейчас, что священнику заниматься политикой не надо. И я политикой не занимаюсь, но отношение к недостаткам высказываю. Вокруг меня кружились многие политики, и поскольку я активно боролся с безбожием, то и меня считали политиком. Для священника - все люди. Любых партий и убеждений. Со всеми надо равно общаться. Вести к Богу. Будь это коммунист или демократ. Я считаю, что многие коммунисты были по воспитанию своему ближе к христианству, чем нынешние капиталисты, гораздо ближе. Да и сейчас они признали Бога. А вот в своем увлечении литературой я, Владимир Григорьевич, соблазнов не вижу. Многие духовные деятели занимались литературой. Антоний Храповицкий, Григорий Богослов... Никто не считал занятие литературой греховным делом. Другое дело - какой литературой? Воспевать пороки - это грех несмываемый.
В. Б. А кого из пастырей русских вы считаете своими учителями. Кем восхищаетесь?
Отец Д. Д. В литературе у меня больше учителя светские. Я поклоняюсь Федору Михайловичу Достоевскому. Из священников - Игнатий Брянчанинов, Григорий Богослов. Примером в жизни - Амвросий Оптинский, он понимал народ, к нему шли все. Прежде всего, не критиковать надо, а понять любого грешника, так Христос заповедовал. Помню и ценю слова Антоний Храповицкого: "Сейчас не время нам ссориться, время понимать друг друга". Из современных писателей мне очень нравится Василий Белов.
В. Б. Кстати, я приехал сейчас к вам прямо после встречи с Василием Беловым. Буквально час назад общались с ним. И он передавал вам привет. Я даже уговаривал его поехать вместе к вам. Но он собирался на встречу в "Московский железнодорожник", на вручение премии.
Отец Д. Д. Ох, я был бы так рад. Я же перед ним немножко виноват. Василий Белов в своей деревне построил храм и искал священника. Я договорился с одним батюшкой, обнадежил Белова. И вдруг этот священник отказался, мне так неловко перед ним. Прежде всего, прошу прощения, что подвел его. Я также очень ценю книги Валентина Распутина. Тонкий психолог русской души. Астафьева меньше люблю. И не за политику, в самой прозе что-то меня не устраивает, какое-то пренебрежение к народу. Хотя мы встречались с ним, беседовали. Вот еще Евгения Носова тоже ценю как художника слова. Из философов русских люблю Николая Лосского и Николая Бердяева. Хотя Бердяева не все из наших духовных лиц принимают. К Владимиру Соловьеву более сложное отношение. Есть близкие мне вещи, есть далекие. А в богословии нынешнем меня не устраивает сложный язык, богословам надо почаще говорить с народом, понимать народ. Богословие без народа - схоластика. Я сам издал 9 книг своих проповедей с амвона. Это я считаю своими основными произведениями. Есть и роман. Есть и книги стихов.
В. Б. Как вы, отец Дмитрий, пришли к вере? Вот с 8 лет писали стихи, любили светскую литературу и все же решили стать священником. Почему?
Отец Д. Д. Родился я в семье глубоко верующих людей. Дай Бог такой веры всем. Отец умер рано, в 62 года, вскоре после освобождения из лагеря. Но он и приучил меня к духовным книгам. Я азбуку выучил за один день. Потом и молитвы все выучил. Отец молился вслух, нас даже не принуждал, но примером своим воспитывал. Я какое-то время, класса до восьмого, был почти безразличен к религии, но вдруг пришла мысль - надо прочитать Евангелие. Открыл наугад, и мне открылась такая истина, что после прочтения переделал всю свою жизнь. Надо мной смеялись, дразнили, я стоял на своем. С тех пор и привык к неприятию многих, к спорам и насмешкам. Не обижаюсь, потому что люди сами рано или поздно понимают свои заблуждения. Бог есть, и не надо никаких доказательств этому. Все эти сомнения, разные толкования - от лукавого. В Бога надо верить просто, каким бы ученым или академиком ты ни был. Не надо теоремами доказывать его существование.
Я из деревни потом перебрался в городок Брянской области Унеча, затем, как я уже говорил, оккупация, армия, Академия, лагерь, и никогда никаких искушений у меня уже не было.
В. Б. Вам, отец Дмитрий, уже 80 лет. Вы прошли почти весь ХХ век. Какие события повлияли на вашу жизнь? Что стало определяющим? Как вы сами говорите, ваша жизнь - это цепочка препятствий и трудностей. Вы прошли и через аресты, лагеря, через покаяние перед властью и через позор осуждения друзьями. Что помогло вам устоять?