Как и Бисмарк, Дизраэли понимал роль прессы, ее возможности для обработки общественного сознания. Учитывая вес парламента в политической жизни Англии, он придавал парламентской деятельности первостепенное значение, искусно пользовался своим ораторским и полемическим даром. Умение подать себя, произвести впечатление было свойственно Дизраэли в гораздо большей степени, нежели логичность, последовательность. С этой точки зрения Дизраэли как нельзя лучше вписывался в контекст британского консерватизма, которому прагматизм, нелюбовь к связным идеологическим построениям были присущи в еще большей мере, чем континентальным консерваторам.
Тем не менее на фоне своих предшественников и преемников неутомимый беллетрист и оратор Дизраэли может показаться чуть ли не идеологом. Всю его деятельность пронизывают две идеи, которые заслуживают внимания еще и потому, что до сих пор они (естественно, с поправкой на другие времена) сохраняются в идейном багаже британских консерваторов. Первая из них— уже упоминавшаяся туманная идея «одной нации». Она была высказана Дизраэли еще в годы его участия в «Молодой Англии» и первоначально несла на себе отпечаток «аристократического социализма», кокетливого заигрывания с рабочими во имя союза аристократии и рабочих против буржуазии. Но от этой несбыточной идеи он быстро отказался, и теперь пропаганда идей «одной нации» была направлена на то, чтобы показать буржуазии, что консерваторы лучше могут решать социальные проблемы, чем либералы.
В сущности, консервативный подход к рабочему классу сохранял традиционный патерналистский характер. Именно здесь наиболее явственно ощущалась преемственная связь с идеями «Молодой Англии» и даже с Берком. Государство, по мысли Дизраэли, должно заботиться о народном благосостоянии в духе христианской благотворительности. «Поддержка бедных, — говорил он, — социальная обязанность, обязанность, оправданная высокой государственной политикой и освященная религиозной санкцией… обязанность каждого соответственно его средствам и возможностям»{129}. Таким образом, имелась в виду не четкая и обязательная система государственного социального обеспечения, а лишь государственная благотворительность в зависимости от обстоятельств. Бисмарк, стремившийся оторвать рабочих от социал-демократии при помощи социального законодательства, намного опередил и английских консерваторов и английских либералов.
Второй и главной для Дизраэли была имперская идея. В июне 1872 г. Дизраэли произнес свою знаменитую речь, в которой обрушился на либералов за их пренебрежение к имперским делам. Консерваторы, заявил он, «гордятся своей принадлежностью к великой стране и стремятся вечно хранить ее величие — особенно горды они своей принадлежностью к имперской стране и будут решительно поддерживать свою империю»{130}. При правительстве Дизраэли (1874–1880) расширилась и без того огромная колониальная империя Англии, королева Виктория была провозглашена императрицей Индии, а название «Британская империя» стало официальным. Соединение идеи «одной нации» с имперской идеей, пишут Ф. Нортон и А. Охи, «было путеводной звездой партии в эру всеобщего избирательного права»{131}. Но в этом двуединстве явный приоритет принадлежал имперской идее, она рассматривалась как ключ к решению всех проблем.
Консерваторы во главе с Дизраэли искусно спекулировали на непоследовательности либеральной политики социальных реформ. В случае необходимости они могли зайти дальше, как это было с избирательной реформой 1867 г. или с отменой запрета на мирное пикетирование во время забастовок. В то же время определенные реформистские шаги либералов, особенно в ирландском вопросе, они изображали как угрозу социальному миру и национальному величию. Оживляя традиционные консервативные лозунги монархии, церкви и конституции, Дизраэли вызывал благожелательный отклик в сердцах жаждавшей спокойствия и порядка буржуазии. В начале 70-х годов Дизраэли, по словам Блейка, «смог добиться того, чего не удавалось ни одному консервативному лидеру со времен Пиля: представить свою партию не только имеющей свой определенный цвет и стиль, но также как бастион против вызывающего беспокойство законодательства либералов, находящей отклик у рабочего класса и — что много важнее… — у собственников вообще, а не просто у землевладельцев»{132}.
Характерное для Дизраэли сочетание традиционализма с изрядной гибкостью как бы предвосхитило более поздний феномен консервативного реформизма XX столетия. Поэтому на его наследие продолжают притязать консерваторы разного толка: и тэтчеристы, и их оппоненты из консервативного лагеря. Все они находят в высказываниях и делах лорда Биконсфилда аргументы в свою пользу.