1
В наручных часах прерывисто запищал будильник. Звук был неровным, тихим, еле слышным, но достаточным, чтобы Киллиан, вздрогнув, открыл глаза и поспешил нажать кнопку.
Комнату вновь заполнила тишина, нарушаемая лишь дыханием Киллиана и еще одним, легким и чуть более быстрым, у него за спиной.
Не отрывая руки от часов, Киллиан осторожно повернул голову, стараясь двигаться как можно тише; девушка не проснулась. Ее лицо было скрыто за прядями рыжих вьющихся волос; она продолжала крепко спать. Он засмотрелся на ее грудь, которая ритмично поднималась и опускалась.
Киллиан лежал на кровати в футболке и пижамных штанах и ждал, как делал это каждый день.
Ждать пришлось недолго; все началось, как обычно, как происходило каждое утро. Приступ, который атаковал его через несколько секунд после пробуждения, сжимая грудную клетку и не давая дышать, развился стремительно и был мучителен, как всегда.
Киллиан выгнулся, раскрыв рот; взгляд его уперся в потолок, руки вцепились в простыни. Дыхание ускорялось. Сердечный ритм стал быстрее, пульс ощущался в висках, кончиках пальцев, в шее. Во рту пересохло. Ему не хватало воздуха. Воздуха!
Он вскочил одним прыжком, задыхаясь, как будто эти ужасные ощущения можно было оставить в кровати, рядом с рыжей девушкой. Короткая передышка. Паника могла вернуться почти мгновенно и навалиться еще сильнее. У него оставалось мало времени. Он глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя, и аккуратно, бесшумно разгладил постель с той стороны, где спал. Наклонился к лицу девушки и поцеловал ее медно-красные волосы, прошептав:
— Клара… Пока, малышка.
Не обуваясь, он вышел из комнаты.
Часы на прикроватной тумбочке со стороны девушки показывали половину пятого утра. Рядом с часами стояла фотография, на которой рыжеволосая обнимала мужчину. Не Киллиана.
Он вышел в коридор и заглянул в свой потрепанный рюкзак, который лежал на комоде: убедился, что книжечка в черной обложке на месте. Потом схватил свои вещи и, подгоняемый необходимостью уйти как можно быстрее, вышел в гостиную.
Телевизор с выключенным звуком продолжал работать с вечера. На полу, у дивана, стояла тарелка с остатками фруктового салата. Киллиану пришла в голову мысль поднять ее, но, мгновенно оценив, какие последствия будет иметь это действие, он оставил тарелку на месте.
Босиком, в пижаме, Киллиан медленно открыл входную дверь, беззвучно вышел и осторожно закрыл ее за собой.
Поднимаясь в лифте, он устало смотрел на свои ступни — красивые, ухоженные, с аккуратными ногтями. Наверное, это была единственная часть его тела, близкая к совершенству. Киллиан встретился взглядом со своим отражением в зеркале. Бледная кожа, запавшие глаза, постоянное выражение усталости на лице вкупе со всем остальным заставляли его выглядеть старше своих тридцати. Его это не волновало.
Лифт поднялся на последний, тринадцатый этаж. До цели оставался один лестничный пролет.
Он открыл металлическую дверь, и ледяной зимний ветер чуть не сбил его с ног, заставив прищурить глаза, напрячь все тело и сжаться. На улице было ниже нуля, лежал тонкий слой выпавшего за ночь снега.
Киллиан быстро шел по крыше, стараясь как можно меньше прикасаться босыми ногами к ледяной поверхности. Он пару раз поскользнулся, пока не добрался до перил, но устоял на ногах.
Из дымовых труб поднимались плотные клубы белого пара.
Киллиан схватился рукой за металлический каркас цистерны с водой и, не колеблясь, встал на самый край крыши. В этом неустойчивом равновесии он практически висел над пустотой. Улица в шестидесяти метрах под ним была абсолютно пуста. В Нью-Йорке, городе, который не спит никогда, этот маленький закоулок все же еще не проснулся. На тротуаре, припорошенном нетронутым снегом, прямо под тем местом, откуда смотрел Киллиан, стоял ярко-красный автомобиль.
Спокойно, со странным упоением смотрел он вокруг. На западе, через две улицы, темнело огромное пятно Центрального парка. Слева был виден никогда не угасающий свет центра города, на горизонте — силуэты знаменитых небоскребов. Типичный открыточный вид для туристов, который, тем не менее, всегда завораживал Киллиана.
Порыв ветра заставил его потерять равновесие и вернуться к реальности. Момент настал. Ждать дольше не имело смысла. Замерзшие руки и ноги уже не помогали безопасно держаться на ледяной крыше. Это утро было слишком холодным даже для человека, который собирается умереть.
Он начал: «Причины вернуться в постель». Первые пришли в голову без усилий: «Здесь очень холодно. У меня хорошая работа». Над третьей (а их всегда должно было быть не менее трех) он слегка задумался. «У меня только что началось с Кларой». И почти сразу добавил четвертую причину: «Матери будет стыдно опознавать мой труп, распластанный на тротуаре, в пижаме, с грязным бельем в рюкзаке».