Киллиану пришлось смириться с тем, что в день своего триумфа лица Клары он не увидит.
Пока они спускались на лифте, он пытался выудить хоть какую-нибудь информацию из молодого полицейского:
— Слушайте, раз они расспрашивают, не было ли незнакомых… Это что, убийство?
Агент посмотрел на него, но промолчал. Они вышли в вестибюль. Женщина в полицейской форме снова заняла позицию у лифтов.
— Где находится этот ящик?
Киллиан показал на будку.
— Вы можете идти, мы вызовем администратора и дождемся его здесь.
— Сказать вам номер его телефона?
— Моя коллега уже позвонила. Он в дороге.
Киллиан кивнул:
— Что же… Если я понадоблюсь, я буду у себя дома, в конце коридора в подвале.
Он спокойно взял пакеты с покупками и пошел вниз.
По пути в свою квартиру он остановился, замер в коридоре, между лестницей и комнатой для стирки. Он пытался убедить себя, что вышел победителем, смог уничтожить Клару, и только это должно иметь значение, пусть даже его разоблачат. Он победил, и этого у него никто не отнимет; тот факт, что ключи лежат не там, где они должны быть, ничего не значит по сравнению с его главным достижением. Тем не менее он никак не мог подавить злость, растерянность и страх от того, что идеальность его преступления нарушена такой маленькой, но существенной деталью. Страдали его гордость, его уважение к самому себе.
Вскоре сверху послышался шум — истерические женские крики. Похоже, полиция пыталась удержать вновь прибывших жильцов на первом этаже, а они сопротивлялись. Он узнал голос женщины в полицейской форме, которая просила всех успокоиться. Другие голоса были незнакомыми. Вдруг раздался отчаянный, холодящий кровь возглас, заглушивший общие крики:
— Я хочу увидеть мою дочь!
Он поставил пакеты на пол и поднялся на несколько ступеней. Спокойно, не спеша. Подошел к двери в вестибюль. Раз уж ему недоступно «основное блюдо», то есть Клара, можно было бы посмотреть на скорбное и заплаканное лицо ее матери. Тоже неплохая закуска. Но и в этот раз ему не удалось ничего увидеть. Он осторожно выглянул в холл, только для того чтобы увидеть, что там уже никого нет. У одного из лифтов горел датчик движения — лифт поднимался наверх.
Киллиан воспользовался моментом. Он вошел в будку, нагнулся и достал из-под стола металлический ящичек. Дрожащими руками, покрываясь потом, он открыл его маленьким ключиком, висевшим на шее. Никогда еще эта процедура не отнимала у него столько времени. Лампочка у лифта погасла: он приехал на нужный этаж. Откинув крышку ящика, Киллиан засунул руку в карман, но нашел там только телефон Марка. Нервы сыграли с ним дурную шутку: ключи от квартиры Клары все еще лежали на столе в его комнате. Лифт поехал вниз.
— Да что ты будешь делать! — пробормотал он.
Он упустил шанс исправить ошибку, злился на себя, и эта злость делала ситуацию еще более отчаянной. Мокрый от пота, он взволнованно смотрел на целую кучу ключей, беспорядочно валявшихся в ящике. Время убегало, а нужно было еще закрыть ящик и выйти из будки. Однако он не хотел сдаваться. Киллиану вдруг пришла в голову новая идея, и он стал искать ключи, потертая наклейка на которых надписана «9А» или «6А». Неважно, какие именно. Первыми попались ключи от квартиры 9А. Он схватил ручку и неаккуратно, на грани истерики, исправил 9 на 8.
Когда двери лифта открылись, ему нужно было объяснить свое присутствие в вестибюле.
— Прошу прощения, агент, но вся эта ситуация меня ужасно взволновала… Я все время думаю: а вдруг смогу чем-то помочь? Может, принести вам что-нибудь попить?
— Нет, спасибо, — ответила женщина.
— Поесть?
— Честно говоря, если вы действительно хотите помочь, то лучшее, что можете сделать, — это не мешать нам работать.
Киллиан медленно кивнул, как будто соглашался с трудной правдой:
— Что ж… тогда я вас оставлю.
— Большое спасибо, я оценила.
— Хорошего вечера.
Он наконец вернулся домой, не будучи уверен, что его последняя уловка сработает. Но и всего того вранья, которое весь вечер принимали за чистую монету, было предостаточно. Ночью, когда в доме будет тихо и пусто, он вернется в будку и окончательно все исправит. Он помнил, что инспектор приказал агенту проверить, лежит ли в ящике связка ключей от квартиры 8А, а не подходят ли они к замкам. Он заставил себя успокоиться.
День, когда он стал убийцей, уже подходил к концу. В скором времени тело отвезут в морг, чтобы провести вскрытие. Потом мать Клары или кто-то еще из родственников наверняка заберут ее с собой. Возможно, ее сопроводят полицейские.
Киллиан растянулся на матрасе. Если не считать короткого отдыха ранним утром, он не спал уже целую вечность. Спать не хотелось. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел лицо Марка. Безумные глаза, умоляющие пощадить его. Кровь, хлещущую из раны. Собственные руки, испачканные кровью.
Он попробовал отвлечься, вспоминая какие-то скучные эпизоды из детства, далекие и ничего не значащие, но понял, что снова и снова возвращается к своему разговору со следователем. Вопросы вроде были стандартными, но было похоже, что версию убийства никто не отвергает. И еще… девчонка. Он не знал, что происходит в ее голове. Ему отчаянно не хватало какого-нибудь сигнала от нее: хитрого взгляда или записки на стене, которая сделала бы его спокойным. Его тревожило ее молчание в этот особенный день.
«А если Урсула что-нибудь рассказала инспектору? И что произойдет с ключами?»
Он снова и снова повторял, что даже если его раскроют — это не трагедия. Он пытался убедить себя, что и в тюрьме можно будет играть в «русскую рулетку», но усталость и нервы мешали быть рациональным. Он напряг слух, потому что больше всего боялся услышать шаги в коридоре; он подпрыгивал от малейшего шороха.
Несколько раз Киллиан вставал и принимал душ — ледяная вода помогала прояснить мысли. Несмотря на физическую усталость, заснуть так и не удавалось. Он не знал, чем заняться, чтобы окончательно не сойти с ума.
В час ночи он снова оделся и собрал рюкзак. Температура тела вроде понизилась, он чувствовал себя лучше. Киллиан был готов еще раз открыть металлический ящик с ключами, а потом провести ночь в другом месте.
18
Он открыл глаза в полумраке чужой комнаты. Матрас от его лица отделяли всего несколько сантиметров. Он потянулся, пошевелил руками и головой, оживляя затекшие мышцы; паркет тихонечко хрустнул. Наручные часы показывали 4:28 утра. Уснуть так и не удалось, но дремота в этом узком пространстве, между кроватью и полом, немного освежила его. Он смотрел, как на дисплее часов секунды сменяют друг друга. В 4:30:06 сработал будильник и зазвучал сигнал, которого он раньше никогда не слышал: тихая песня, которую напевал веселый голосок Ханны Монтаны. Матрас пошевелился. Слышалось, как кто-то нащупывает рукой будильник, чтобы отключить его. Вновь воцарилась тишина. С кровати спустились две детские ноги, которые неуверенно искали тапочки.
Девочка, еще сонная, пошатываясь, направилась в коридор. Киллиан за ее спиной вылез из укрытия.
Детская комната совершенно не отражала личность хозяйки — или, по крайней мере, ту ее сторону, которую знал Киллиан. Все кругом было розового цвета: и изголовье кровати, и бесконечные подушки, и одежда нескольких коллекционных кукол. На стенах — обои с какими-то девчачьими завитушками и постеры с портретами Ханны Монтаны, Бейонсе и Шакиры.
Киллиан тихо выглянул в коридор и с любопытством смотрел, как девочка в бледно-розовой пижаме взяла табуретку и аккуратно, стараясь не шуметь, придвинула ее к входной двери. Потом залезла на табуретку и прильнула к глазку.
— Не волнуйся. Сегодня ты меня точно увидишь.
Девочка подпрыгнула от испуга и только чудом не упала. Голос Киллиана звучал четко и устрашающе в тишине коридора.
— Что ты делаешь у меня дома?
Урсула не ждала ответа. Она спрыгнула со стула и побежала по коридору в сторону гостиной: