- Лабард, если уж мы об этом заговорили, как насчет нашего договора?
- Ты хочешь уйти?
- Я хочу жить.
- Так придумай свою жизнь, какой ты ее придумаешь, такой она и будет.
- Это слишком легко.
- Именно поэтому люди не в состоянии осуществить это.
- Так давайте расскажем всем об этом.
- Ты это сделаешь, когда вернешься. А пока...
Лабард, словно фокусник, совершил пас рукой и через мгновение в ней появился темно-коричневый блокнот, который он протянул Босху.
- Великовато для инструкции...
- Это не инструкции. Это то, что поможет тебе лучше понять Божену.
- Ее дневник?
- Не совсем. Книга, которую она пишет несколько лет.
- Я должен выучить ее наизусть?
- Нет, просто прочитать. Поверь, она тебе пригодится.
- Верю. Может, расскажете, что должно быть на выходе?
- Ты хочешь знать о результате?
- Хотя бы о промежуточном.
- Это сложный вопрос.
- Но не для вас.
- Для нас всех, когда это история закончится, ты получишь ответы на все вопросы.
- Самое главное, дойти до конца этой истории.
- Ты сможешь, Босх. Не первый день на службе.
- Да, - впервые за весь разговор Босх улыбнулся.
- Тебе пора.
Солнце стояло в зените, заливая жаром все поле. Стройные фиолетовые цветы на высоких гибких стеблях, волнообразно колыхал ветер. Небо было прозрачно-голубым, ни облачка, ни тени. И где-то вдали слышался шум прибоя. Океан - могучий и мудрый, накатывал волны на невидимый берег. А здесь, где стояли Босх и Лабард, было поле. Всякому, кто оказался бы в его сердцевине, показалось бы, что тепло земли проникает под кожу, сиреневый цвет, смиренно и нежно, окутывает сознание. Ветер, солнце и сиреневое марево, пропитав все пространство, обещали не по-земному прекрасную жизнь.
Чуть позже, когда необходимые паузы в разговоре довершили сказанное, Босх едва заметным поклоном обозначил конец беседы и, зажав подмышкой темно-коричневый блокнот, стал медленно удаляться. Лабард же напротив, немного постоял, посмотрел ему вслед и лишь когда силуэт Босха стал едва различим на лиловеющем горизонте, повернулся и зашагал навстречу мудрому Океану, что угадывался за границами цветущего полотна.
По пыльной дороге меж полей, выложенной бетонными плитами, шел человек. Вышеупомянутый Босх Ни печальный, ни веселый, ни счастливый, ни грустный. Шел и размышлял.
«....Миллиарды лет мы живем на земле, а люди о нас не знают. Мы помним свинцовые рассветы в пору Великой Пустоты, когда небо и земля не были разделены, и дух Одиночества парил в пространстве. Затем Он смилостивился, и меж небесным и земным пространством пролегла грань.
Отныне каждый новый день нес в себе Рождение. То было чудесное время. В черной земле происходили дивные процессы. Крохотное зернышко наполнялось соками чернозема. И когда оно свыкалось с пожизненно тяжелым мраком, вершилось Начало. Сквозь его размягчившуюся скорлупу пробивалось нечто атласно непрочное, гибкий зеленый росток тянулся сквозь подземные слои. И все встречало его. Радовалось ему. И ликовало...Так родилась Трава...
Мы помним шелест Первой травы. Мир еще был пуст, а она уже шепталась о грядущем великом Творении Божьем.
Водные глубины, глядя на это чудо, улыбались. Им была неведома зависть, потому они просто сказали: «Мы тоже так можем...» И на дне Единого Океана забурлил водоворот. Поднялся столп света из водоворота прямо в небо. Мириады призрачных существ окружили этот столп хороводом. И канули в нем. И упали на самое Дно, до которого никому не дотянуться, которое никому не постичь и не узнать. Кроме Него. Взволновались береговые волны и вынесли на поверхность всякую водную живность, предъявив ее Создателю. Так зародилась жизнь Морская.
Мы внимали опасливо восхищенному колыханию Первой Воды, замирающей перед Его величием. И лишь изредка из морской глубины нарождался рокочущий вал. И нес к пустынным берегам свое грозное: «Он не посмеет...».
Но печальны были созданные вскоре птицы, животные, дельфины. Травы, горы и пески коротали бесконечные дни в неприглядной тоске. Точеные пальмы обращали свой взор в недосягаемые небесные дали. Все они томились одной тревогой. Одна тоска глодала их. «Неужели он не решится, неужели не сделает ЭТОГО?». Время копилось в своей бесконечности. И не было смысла у всего живого, не было итоговой совершенности, венчающей Великое дело Всевышнего.
И тогда сиротливый мир обратился к Нему через нас. Его просьба была странной, но ее истоки нам были понятны. Не было никого, кроме нас, кто бы мог спросить Его о самом главном. И мы спросили. И просили, много дней и ночей, мы заполняли своим желанием небесный свод. И настал день, когда он ответил. «Завтра...»