Поэтому, когда Божена родилась, у нее было сил за двоих. Свои собственные и папины. Он отдал ей все, что у него было, - энергию сердца, души, и жажду жизни. Ведь жизнь особенно становится любимой, когда прощаешься с ней. Божене повезло - обычно у детей маленький запас сил, а у нее удвоенный. Когда она подросла, мама показала ей папино фото - желтенький потрескавшийся снимок, - «он не любил фотографироваться», - беглый полу профиль, взгляд издалека в фотообъектив, как бы нехотя, но чуть-чуть лукаво, глаза, как у Олега Янковского, смешливо-грустные, лучезарные, жесткие, густые, темно-каштановые волосы, высокие скулы, лоб гордеца, губы интроверта, - плотно-сжатые, тонкие, с усмешкой в левом уголке. Все остальное Божена додумала сама. Судьбу путешественника, мечты романтика, грезящего о парусах в океане. «Он не очень любил сидеть на одном месте», - потом, спустя годы, эта фраза матери обретет еще один подтекст, - у отца было много женщин. Но он не изменял маме, просто он не мог противостоять той любви, которую излучал сам. К нему тянулись, его обожали, а он ничего не мог с этим поделать.
Из детства Божена вынесла чудесные уроки, сформировавшие ее душу. Она, как и отец, выросла интровертам, но с тягой к общению и постижению всего нового. Эта пора была особенной еще и потому, что девочка не ходила в школу - слишком часто болела, училась дома, в конце четверти приходила сдавать экзамены. Мама получала благодарственные письма, вкупе с похвальными грамотами за дочку. Отличница, между тем, все больше отвыкала от бурной внешней действительности и походила на чахлую орхидею, постепенно оживающую и расцветающую в заботливых руках знатока-садовода.
Позже, в юношеском возрасте, когда ход истории резко переломился, и картина ее благодатного мира претерпела суровые изменения, Божена увидела реальность, которая обострила потайные свойства ее личности. И в эту пору особой благодатью были для нее далекие воспоминания. Малиновые поля за их дачей, куда они выезжали каждое лето, пыльная дорога, вымощенная широкими бетонными плитами, над которой слышалось мерное жужжание высоковольтной линии, глубокие овраги, где под корнями деревьев прятались крохотные белые грибы. Соседский мальчик Никита, напоминавший ей жестокого Амура из сказки Андерсена. Чуть позже ее воображением завладели Звездный Мальчик и Дориан Грей из книг Оскара Уайльда. Холодная мужская красота, отстраненность и созерцательность казались ей качествами, свойственными ее отцу, которого она не знала, но чувствовала.
Мальчик Никита не хотел с ней дружить, ему больше нравилась белокурая Маша, внучка адмирала, девочка надменная и строгая. Никита играл с Боженой лишь первый месяц лета, который милая его сердцу Маша проводила на юге. Потом она приезжала, и сказка заканчивалась.
Зимние вечера в столовой, когда она забиралась с ногами в кресло-качалку, а бабушка укрывала ее одеялом из верблюжьей шерсти. Дедушка включал телевизор, где шла программа «Время», мама садилась за стол и начинала проверять контрольные работы студентов. Божене нравилось, что в такие минуты семья была в сборе. Все вместе находились в одной комнате, и хотя каждый занимался своим делом, они были единым целым.
Новогодние праздники, наполненные ароматом мятных пряников, и жутковатой магией гофмановских сказок. Волшебство начиналось так: мама покупала большую живую елку. Она приносила статную, зеленую красавицу, пахнущую снегом, за три-четыре дня до торжества, - квартира мгновенно наполнялась свежестью и терпким запахом леса. Затем бабушка и дедушка распаковывали коробки со старинными стеклянными игрушками, - гирляндами, шарами, звездочками и фигурками животных, мишурой и серпантином. В ночь с 30 на 31 декабря за стеклом серванта вырастал игрушечный городок ― на ватном снегу, согретом светом деревянных избушек, уютно располагались хрупкие гномики, пластмассовые елочки размером с мизинец, забавные лесные человечки, похожие на норвежских троллей.