Я допустил ошибку тогда лишь со Сталкером. Видно из-за лавины он повредил свой экзоскелет. Но Стас принял решение.
«Они уже мертвы», — говорил он с тяжестью в голосе. — «Им уже не поможешь, а у нас есть цель».
Это была правда, с которой не могла смириться лишь Мария. Я понимал, что она жаждет отмщения. У нее погибла одна подруга. А теперь из жизни ушла и вторая. И во всем этом Мария винила лишь одного человека — Виктора. Хотя, по сути, он был совершенно не причастен к гибели Лины и Юли.
Лина погибла от рук ренегатов, а вот Юля умерла от лавины, которая была вызвана одним выстрелом, который произвел Малой, стреляя в Джеймса, когда мы были в тайге в прошлый раз. Совпадение и случайность, что унесли жизни двух товарищей и довели Сталкера до безумия. Я знал это, потому что моему взору открывалась картина более подробная, нежели когда я был живой.
Я видел следствия и последствия. Действия и их противодействия. И это было слишком тяжело осознать.
Голова раскалывалась от боли.
— Пойдем, — произнес Серж прямо над ухом. — Эта история еще не завершена.
Он все так же держал Юлю рядом, не отпуская. А ей, кажется, уже стало легче.
Три духа, или призрака, если вам так больше нравится, двинулись за последними выжившими дальше, в ту сторону, где в последний раз видели Виктора.
Это необычное чувство, преследовать самого себя. Пребывая лишь духом, следовать за твоим телом, которым ты еще вот-вот совсем недавно управлял. Мог чувствовать, ощущать и, самое главное, жить.
Продолжая свое путешествие по воспоминанию я стал вспоминать те моменты, что предшествовали моей смерти. Вот мы остановились, увидев следы на снегу. Это был Виктор, никто не сомневался. Тогда-то Мария и сорвалась. Она вырвалась из цепкой хватки Глеба и понеслась вперед что есть мочи, засоряя эфир срывающимися с ее языка проклятьями и крепкими словами в адрес Виктора.
Не бежала, а мчалась, как метеор. А я вместе со Стасом и Глебом, выкрикивая что-то вроде «Остановись!», бежали за ней с одной лишь целью: уберечь ее от самой себя и той беды, что она может на нас накликать.
А после настал момент истины. Мария встала, как вкопанная. В двухстах-трехстах метрах дальше вполне обычным размеренным шагом шел Виктор. А еще через такое же расстояние виднелось переливающееся окно. Линза!
Мы бы могли успеть ее остановить, постой она на месте на несколько секунд подольше. Но этого не произошло. Сорвалась с места и понеслась на Виктора.
— Ублюдок! — разнесся по всей поляне голос Марии и V остановился на месте. Повернулся и увидел, как в его сторону бегут преследователи.
Виктор думал не долго. Линза была уже очень близко и если устраивать засаду, то именно на другой стороне линзы. Здесь один против четверых мало что мог сделать. И он побежал.
Началась самая настоящая погоня, во время которой Мария продолжала сыпать проклятья в адрес Виктора. А я наконец-то начал ее нагонять. То, что в прошлой своей жизни, до Консорциума, я был профессиональным спортсменом — знал лишь я. Прекрасно знал, на что я способен и теперь выжимал из себя все, чтобы нагнать Марию и не допустить того, чтобы она совершила ошибку. Именно так я думал в тот момент. Знал бы я, что на доске появится еще одна фигура, ход моих мыслей изменился бы резко. А может быть, и нет. Я не знаю. А гадать…
Нет уж, увольте!
Все изменилось резко и неожиданно. Виктор находился совсем рядом с линзой. Остановился и, достав из кобуры пистолет, ждал нас.
Мария еще на порыве промчалась до него, но остановилась в метрах двадцати от него. В ее руке уже тоже был сжат пистолет. И она была готова пустить его в ход.
— Она погибла из-за тебя!
А я продолжал бежать. Еще немного и я буду рядом, ибо могло произойти все, что угодно. И я не был уверен, что победу одержит Мария.
— Если бы не ты, — продолжала выкрикивать она, — она бы никогда не умерла!
В ее голосе, в каждом звуке слышалась ярость. Боль. Отчаяние.
Я был уже рядом и мог разглядеть лицо Виктора сквозь визор. И его лицо выражало утрату. Внутреннюю боль. Я точно видел именно эти эмоции, а не радость или еще какие-то чувства, какие должны были быть. Совершенно наоборот.
А потом уже в пяти метрах от Марии я услышал его голос:
— Прости.
Это все, что он сказал. И я, переживая вновь это воспоминание, уверен, что он говорил это искренне. Ему было жаль тех людей, что погибли. Он страдал вместе с нами, хоть совершенно нас и не знал.