Ей, собственно, было все равно, чем занимается ее муж — кандидат он наук, доктор, мусорщик, министр или мужчина по вызову для педерастов. Главное — чтобы он приносил в дом как можно больше денег. Поэтому, когда Андрей после защиты радостно сообщил супруге, что его берут на должность старшего преподавателя в один из городских вузов, она его радость не разделила. Тайны мироздания и загадки человеческой души не волновали ее совсем, и она полагала, что агентом по продажам можно запросто работать и с ученой степенью.
Что верно, то верно, оклад старшего преподавателя оказался сущими грошами по сравнению с доходами агента. Дома началось черт-то что, Марина день и ночь пилила мужа — что он дурак, и все такое. На утверждения о том, что он кандидат наук и, следовательно, дураком быть не может в принципе, она презрительно отвечала, что бывают дураки и доктора наук и профессора и академики.
В такой обстановке ни о какой плодотворной научной работе не могло быть и речи. Андрей не находил себе места, уговаривал и так и эдак, просил подождать год-другой, обещал заняться репетиторством… но жена и слышать не хотела.
Дальше — хуже. Начались какие-то отлучки, поздние возвращения, запахи вина. Андрей долго не замечал этого, вернее, старался не замечать. Но уж чего он не заметить не мог — что Марина душевно отдаляется, становится чужой. Да и физически тоже: близости меж супругами не стало, на робкие попытки Андрея жена отговаривалась либо «такими днями», либо нездоровьем, иной раз и просто отмахивалась с брезгливой миной. А муж, философ хренов, не мог найти подхода, мучился, не знал, какие подобрать слова… а время шло. Шло, шло и ушло.
Однажды, вернувшись домой, Андрей увидел, что жены нет, нет ее вещей, а на столе — записка. Марина не почтила мужа очным объяснением, все изложила письменно. История банальная: я полюбила другого и ухожу от тебя. Прощай. Бракоразводные вопросы решим позже.
Сказать, что Андрей был потрясен — ничего не сказать. Он был морально убит. Какие-то дни выпали из памяти наглухо, оставшись как одно серое пятно. От горя он плохо соображал, и как назло, это было начало учебного года, он вел кучу занятий, лекций, семинаров… и как он их провел, одному Богу известно. Потом Андрей диву давался, вспоминая эти дни, и не мог представить, как он все пережил.
А ведь потом был еще и развод. Еще одно тяжкое испытание — видеть чужую, холодную, уже не принадлежащую ему Марину и ее нового мужа. Тот, правда, в зал суда не входил, маячил на улице, и Андрей совершенно не заметил, какой он из себя. Да и незачем.
Он стоял рядом с Мариной, слышал ее сухие ответы на вопросы судьи, сам говорил что-то… и с ужасом думал, что женщина рядом с ним — чужая, все что было, ушло навсегда. Он как бы онемел, еле выдавливал слова, а душа его билась и кричала: нет! Нет! Этого не может быть!..
Только все эти крики остались не услышанными миром. Выйдя из суда, Марина бросила: «Пока», — и сразу к своему кренделю. Сели в машину — и только их и видели. Андрей остался один.
И вновь несколько дней он не помнил себя. Тупо болело сердце, словно наступили на него. От нечего делать Андрей потащился в поликлинику, и когда пошел, стало полегче, стал смотреть по сторонам, увидел: осень, прохладное солнце, листья, листья, листья… желтые листья везде. Андрей даже слабо улыбнулся этому — он и забыл, что на белом свете существует осень.
Запомним это.
Когда врач стал смотреть кардиограмму Рябко, он как-то нехорошо изменился в лице — Андрей это заметил, хотя доктор успел спохватиться и бодро затарахтеть что-то насчет того, что стоит бы пообследоваться, провериться… для чего следует ненадолго лечь в стационар.
Андрей равнодушно согласился. Сроду он не лежал ни в каких больницах, не знал, что это такое. Подумал лишь, что будет тоскливо… но это было ему все равно. Приехал в кардиоцентр, разместился в палате. Началось лечение. Он совершенно ничего не делал, только лежал, ел, принимал процедуры… вновь лежал, дремал и засыпал. К своему удивлению, Андрей обнаружил, что вот так ничего не делать — оказывается, очень здорово. Он дремал — и боль, теснившая душу, потихоньку разжимала клещи. Он уже начинал думать, что так и будет жить с этой болью всю жизнь… правда, такая жизнь долгой быть не может. Ну и ладно.
Но странный, не самый благостный покой больницы подействовал исцеляюще. Пережитое стало уходить куда-то вдаль, и к самой выписке Андрей почувствовал, что оно осталось за чертой времени, как любое прошлое. Было — и прошло. И надо жить дальше.