— Когда ты стал адептом?
— Два года назад. Теперь я допущен в ложу Очищения. Моя работа — выявлять мафиозных политиков. Я составляю досье, которые будут переданы журналистам, издателям, полицейским, следователям, налоговым инспекторам — и среди них есть наши братья. Нашими усилиями эти люди будут разоблачены и наказаны. В общем мы выполняем работу санитаров, потому что другие люди, тоже купленные с потрохами, давно умыли руки.
Голос Аямэй становится ласковее:
— Я знала, что ты любитель рискованных приключений. Это опасная работа. Тебе не страшно?
— Страшно? Этому учат на третьей ступени нашего посвящения: страх — иллюзия. Ты ведь и сама пережила этот опыт, не ведая того, на Тяньаньмынь. Ты можешь меня понять.
— А твоя работа инженера?
— На хлеб насущный. В «Земном Мандате» у каждого из нас есть профессия. Платят нам только наши работодатели.
— Как тебе удается жить двойной жизнью?
— Ты тоже живешь двойной жизнью: в одной ты — учитель кунг-фу и преподаватель китайского языка, в другой — Аямэй, героиня Тяньаньмынь, председатель Общества друзей демократии в Китае.
— Почему же ты посвятил меня в свою тайну и…
Он перебивает ее и шпарит как по писаному, будто обойму разряжает:
— Я дважды осиротел. Я утратил веру в жизнь. Искал забвения в алкоголе и объятиях женщин. «Земной Мандат» помог мне вновь обрести себя. Я уже не тот слабый человек, страдавший от чувства заброшенности и недостатка любви. Я стал членом семьи и нахожусь под ее защитой. Безотчетных страхов, тоски, уныния как не бывало. Каждое утро я просыпаюсь с надеждой и желанием бороться. Аямэй, присоединяйся ко мне в этой борьбе. Ты расцветешь, снова поверишь в людей. Потому что ты, ты сама, сделаешь человечество лучше.
— Вступить в секту? Я не знаю…
— Подумай, не торопись, — шепчет он, обнимая ее. — Знаешь, что мне в тебе нравится? Твои волосы, твои глаза, твой запах, твоя бархатная кожа, твоя грудь, твои колени, твои пальчики на ногах… и твой лоб, когда ты задумываешься.
Он впивается поцелуем в ее губы.
Закрыв глаза, она позволяет себя целовать.
Из уголков ее сомкнутых век скатываются слезинки.
II
Взгляд Филиппа Матло обшаривает пустую гостиную. Он срывает галстук, швыряет на диван пиджак. Ему хочется кричать.
Открывается дверь спальни.
— Добрый вечер.
Он пятится.
— Ты… ты здесь?
— Я подумала, что ты, наверно, нуждаешься в утешении. Не очень-то приятно быть одному в пятницу вечером. Извини, я вошла без стука.
Филипп тяжело оседает в кресло.
— Она уехала.
— Знаю.
— Забрала детей.
— Знаю.
— Вот, прочти, она оставила мне письмо.
— Я его читала.
— Браво. Я ничего не заметил.
— Вскрывать письма — первое, чему учатся, осваивая азы профессии.
Филиппу думается, что надо бы воспылать праведным негодованием. Но он так устал сегодня. В конце концов, эта женщина хотела влезть в его жизнь и добилась своего. Не только в жизнь — в самые потаенные глубины сознания проникла. Тысячу раз она вторгалась в его личные дела, и тысячу раз это было с его согласия.
— Ну? — спрашивает он.
Зато на нее можно опереться, иначе ему не устоять.
— Она вне себя. Я ее понимаю. Мало приятного — узнать, что у мужа есть любовница. Ты сказал ей, что едешь в Брюссель, а сам ужинал тет-а-тет с девицей в ресторане в Монако, где — вот не повезло-то! — тебя заметила ее подруга. Очень неосторожно, особенно для неверного мужа!
Она потешается, а Филипп Матло готов рвать и метать. Но сохраняет спокойствие: чему-чему, а терпению он научился за долгие годы работы в министерствах.
— Если она захочет развода, я не буду возражать, — холодно произносит он.
— А как ты объяснишь это премьер-министру? Коль скоро он узнает, что ты содержишь call-girl[2] на деньги его будущей предвыборной кампании…
— Что? Ты следишь за мной? — Филипп вскакивает и, тыча в собеседницу пальцем, повышает голос: — Я тебе уже говорил: оставь меня в покое! У нас деловые отношения. Я не могу работать на вас в таких условиях! Да все в правительстве гуляют от жен направо и налево, это ни для кого не секрет. Я встречаюсь с проституткой, это даже не измена.