— …Задавайте.
— Откуда вы?
— Из Пекина, я ведь уже говорила. Вы забыли?
— Конечно же я помню. А чем занимаются ваши родители?
— Они преподавали в университете.
— Теперь, я полагаю, на заслуженном отдыхе?
— …Да, в каком-то смысле.
— У вас есть братья, сестры?
— Я единственная дочь.
— Когда вы были в Китае в последний раз?
Она опять уходит от ответа. Возвращает ему вопрос:
— А когда вы были в Китае в первый раз?
— Летом девяносто второго. Первым городом, который я увидел в Китае, был Пекин, — устало отвечает Джонатан.
Она не желает говорить о себе? Ладно, они поговорят о нем, если ей этого хочется. Так или иначе, цель у него одна: соблазнить ее.
— …Было очень жарко и тьма народу на улицах. Одни играли в шахматы под фонарями, другие лежали на бамбуковых циновках и что-то друг другу рассказывали, обмахиваясь пальмовыми веерами. Играли дети, проносились мимо велосипеды, торговцы с тележками окликали меня, предлагая арбузы, персики, сливы, поющих цикад в крошечных плетеных клеточках…
Когда Джонатан фантазирует, ему всегда жаль, что он не стал писателем. Впрочем, техника та же: вышивать узоры вымысла по канве правды.
— Меня убаюкивала музыка вашего языка. Помню, я всматривался в освещенные окна домов и пытался представить себе, как живут эти люди, там, за оконными стеклами. О чем они думают в этот самый момент? Как говорят друг другу слова любви? Чем занимаются их дети после школы? Что они видят во сне?
Наконец-то ее покорила поэзия. Она открывается ему:
— Когда я приехала в Париж в девяносто первом, я тоже бродила по улицам и смотрела на освещенные окна. Это было накануне Рождества, весь город в разноцветных гирляндах. Елисейские Поля превратились в реку мерцающих огней. В витрине «Бон-Марше» механические куклы танцевали под искусственным снегом. Я приехала из коммунистической страны, где улицы были темны и пусты. Я помнила деревни без электричества, городки, черные от угольной копоти, школы, где не было ни столов, ни стульев. Я и представить себе не могла столько богатства напоказ. Мне открывалась парижская жизнь: изобилие, расточительность, спесь и беспечность. Я была очень наивна тогда. Думала, что французы счастливы, что они просто обязаны быть счастливыми.
— Увы, это не так.
— Я поняла это, когда в первый раз спустилась в метро: все эти лица, усталые, перекошенные, злые…
Решительно, в таланте сказочницы она не уступает ему. Что ж, Джонатану только азарта придает это литературное соревнование.
— Мне повезло больше, чем вам. Когда я отправился в Китай в девяносто втором, в памяти были еще свежи картины Тяньаньмынь. Я представлял себе угнетенный, несчастный народ, а увидел город, в котором кипела жизнь, и горожан-трудяг, умеющих жить простыми будничными радостями, будь то красная рыбка в аквариуме, битва сверчков, запуск воздушного змея, боевые искусства на заре или прогулка под вечер.
Он говорит в порыве вдохновения, не забыв, однако, упомянуть о Тяньаньмынь. Она подает ответную реплику, тоже не теряя бдительности:
— Это было двенадцать лет назад. Теперь строительство закончилось, и Пекин преобразился. Это совсем другой город. Нет больше ни узких улочек, ни торговцев с цикадами и сверчками. В следующий раз, когда приедете, убедитесь сами: больше не видно звезд на небе.
Самое время для атаки, которой она не ожидает. Со своим коронным видом американского простачка он спрашивает:
— Вы бываете там каждый год?
Молчание. Довольный эффектом, он настаивает:
— Этим летом поедете в Китай?
Молчание. Джонатан ликует.
— Вы не скучаете по родителям?
И тут она вдруг улыбается ему:
— Можно мне еще чашку чая? У вас превосходный «Колодец Дракона». Вы покупали его в Гонконге?
Мужества ей не занимать. Все еще пытается защищаться.
— Вы говорите по-китайски? — спрашивает она.
— Нет, — твердо отвечает он. И добавляет: — Мне хотелось бы поехать в Китай с вами.
— Может быть.
Она встает.
— Вы уже уходите?
— У меня второе занятие в десять. Пора. Спасибо за завтрак.
— Простите, если мои вопросы были нескромными.
Она идет к двери. Он за ней.
— В самом деле, вы не похожи ни на одну из женщин, которых я знал.
Она уже взяла свой меч и открывает дверь.
Джонатану хочется рвать и метать. Никогда он не чувствовал себя таким смешным.
— Спасибо, что зашли.
Шагнув к лифту, она оборачивается:
— Мои родители умерли. Я не была в Китае пятнадцать лет.