Годы шли, Констанца по-прежнему оставалась прилежной ученицей жены священника. Пожалуй, данна Эдита даже полюбила её, радуясь успехам и огорчаясь неудачам. На своё пятнадцатилетие девочка испекла необычный пирог, который назвала "торт", благо, продукты для него: масло, сметана, яйца были свои. Она постеснялась пригласить в гости священника с данной Эдитой, но, отрезав большой кусок от своей стряпни, завернула его в чистую тряпицу и унесла им. Её дорогая учительница посмеялась над ней и ткнула в сырую середину торта, пообещав, что один из уроков будет посвящён кулинарному искусству.
Теперь Констанца ходила, не горбясь и не размахивая руками. Её реверанс был изящен и нетороплив. Она научилась быть сдержанной, но её природная весёлость и непоседливость нет-нет, да и прорывалась сквозь привитые данной Эдитой благородные манеры. У неё оказался приятный, хотя и не слишком сильный голос, и она превосходно танцевала. А вот играть на клавесине так и не научилась: не хватало терпения и усидчивости.
Втайне данна Эдита надеялась, что со временем, сможет устроить свою воспитанницу в какой-нибудь приличный дом в качестве гувернантки к маленькому ребёнку. Она уже поговорила об этом со своим старшим сыном, который служил начальником канцелярии у градоправителя. Он обещал подумать и разузнать о возможностях.
В один из летних тёплых дней жена священника пришла к кузнецу. Она выставила из комнаты недоумевающую Констанцу и внимательно посмотрела на хозяина:
- Даниил, сегодня утром муж сказал мне, что на следующей неделе нашу деревню навестит наш господин, лорд Нежин дар Кремон. - Она замолчала, глядя на кузнеца. Тот побледнел:
- данна Эдита..., а что делать-то? Может, обойдётся?
- Не будь дураком, Даниил, - жёстко ответствовала гостья, - не обойдётся! У тебя имеется несколько дней, чтобы спрятать дочь. - С этими словами она встала, и ещё раз окинув его холодным взглядом, вышла.
А кузнец, обхватив голову руками, закачался на стуле. Вбежавшая Констанца в панике бросилась к отцу:
- папа, папа! Что с тобой!? Что тебе сказала данна Эдита?? - И, поскольку он не отвечал, обняла его за шею и принялась тормошить: - ну папа же!
Кузнец поднял голову: - доченька, тебе надо спрятаться куда-то! Ненадолго, два-три дня, но чтобы никто не знал, где ты есть.
- Зачем? Что случилось, папа?
- Констанца, ты ещё маленькая, не поймёшь, но мне надо тебя спрятать! Но куда?? - Он в отчаянии опять обхватил голову руками. Спустя некоторое время кузнец поднялся: - дочка, я сейчас уеду, но к вечеру вернусь, не беспокойся.
Растерянная, недоумевающая Констанца осталась одна. До конца дня она разбирала с данной Эдитой формы стихосложения древних поэтов Семи Холмов. Затем ей самой было предложено сочинить небольшое стихотворение. Так что, когда она пришла, отец уже возился в кузне. Увидев, что дочь вернулась, он направился следом за ней в дом:
- дочка, завтра утром мы поедем с тобой к Феонисте. Ты поживёшь у неё с недельку, а потом я за тобой приеду.
- К Феонисте? Зачем, папа? А как же моя учёба?
Кузнец отвернулся, пробурчал: - данна Эдита знает, что тебя несколько дней не будет, - и, повысив голос, добавил: - перестань задавать мне вопросы!! - Констанца поразилась, ведь отец никогда не кричал на неё.
Рано утром, когда в деревне ещё все спали, толстый мерин, запряжённый в бричку, вёз Даниила и его дочь по дороге, уходящей на север. Немного времени спустя бричка свернула в лес. Теперь отец с дочерью отправились по широкой тропе, которая, вначале, вилась параллельно дороге, а потом отклонялась влево. Через десяток роенов она выбегала из леса на луг. За ним, в отдалении, возвышалась серая громада замка хозяина всей округи, лорда Нежина дар Кремона. Тропа значительно сокращала путь к замку в отличие от дороги, которая огибала и лес, и луг.
Но Даниил и Костанца, проехав по тропе с полроена, свернули в лес. Кузнец привязал лошадь к дереву. Дальше предстояло идти пешком. Девушка с удовольствием прикасалась ладонью к гладким мощным стволам сосен, гладила по вершинкам, как детей, молодую поросль. Она любила этот чистый, пронизанный солнцем, сосновый бор с толстым, пружинящим под ногами, слоем старой хвои, с густым смолистым запахом и звенящей тишиной. Лишь порой, когда налетал ветерок, высоко в голубом небе возникал неясный размеренный шум, как будто лесные великаны лениво шептались между собой.