И действительно, уже благодаря подкупам и запугиванию несколько больших наделов перешло в руки Реньяров. Но самым большим и лакомым куском для Реньяров оставались земли, принадлежащие роду Абинье. И возможно, если бы не существовало в доме Абинье королевской грамоты четырехсотлетней давности, Реньяры и отважились бы захватить земли силой или подкупом. Место, где хранится грамота, знала только Этель и пообещала, что перед смертью скажет о тайнике своим детям.
Широкоплечий, возмужавший Филипп уже не смотрелся мальчиком. Это был стройный и красивый юноша. Его темно-каштановые волосы ниспадали до плеч и даже недорогой костюм смотрелся на нем великолепно. Когда он появлялся в городе на рынке, многие девушки засматривались на него.Но Филипп не обращал на них никакого внимания. Он понимал, что пока еще ему рано думать о женитьбе, а все силы надо приложить к тому, чтобы обеспечить достойное существование сестре и матери. Он дал себе слово, что пока его сестра не выйдет замуж, он не женится.
И Филипп, и его мать свято чтили память отца. Одежды Робера Абинье висели в гардеробе так, словно хозяин мог в каждую минуту вернуться и надеть их. Мать аккуратно счищала с них пыль, а лишь только наступали солнечные дни, она
Вывешивала их во дворе для просушки. И иногда, возвращаясь домой вечером с полей, сын вздрагивал, узнавая знакомые одежды. Ему казалось, что отец вернулся и стоит под старым деревом в лучах заходящего солнца.
Вот и теперь, осмотрев пастбище, куда он собирался перегнать отару овец, по дороге домой он решил заехать на кладбище, где покоился прах его отца и двух дядей.
Он остановился у невысоких каменных ворот, сложенных из покрытых мхом валунов, привязал коня. А потом, сняв шляпу, ступил на кладбищенскую землю.
Три надгробия — Робера и его братьев — были видны издалека. Филипп шел медленно, словно боясь потревожить сон дорогих ему людей. Могилы как всегда были убраны, и Филипп вспомнил, что мать и сестра два дня тому назад навещали кладбище. На могиле Робера лежал еще не увядший букет полевых цветов.
Он опустился на колени перед могилой отца и начал читать молитву. А потом, поднявшись, громко сказал:
— Отец, я обязательно отомщу за тебя, вот только Лилиац выйдет замуж.
Филипп Абинье вышел за кладбищенскую ограду. Солнце клонилось к закату. Он поглубже натянул свою шляпу и тут услышал конский топот.
На площадь выехал небольшой отряд королевских солдат. Поблескивали начищенные ружья, звенели шпоры. Один из солдат в щеголеватом мундире спрыгнул на землю и, подойдя к столбу, принялся приколачивать к нему длинными гвоздями
Бумажное объявление. Заинтересовавшись, Филипп подошел и стал рядом.
— Может, тебе и повезет, парень, — сказал солдат, обращаясь к Филиппу. — За поимку этого мятежника обещана неплохая сумма.
Он подмигнул Филиппу и, посмотрев на лошадь младшего Абинье» сказал:
— Этих денег вполне достаточно, чтобы купить новую лошадь.
А потом, с ног до головы оглядев парня, добавил:
— И еще хватит на хороший костюм. Так что, старайся.
Филипп сделал несколько шагов и различил небольшие буквы, сложившиеся в имя и фамилию: Марсель Бланше. Филипп вздрогнул. Речь шла о его дяде по линии матери, которого он не видел уже четыре года.
Отряд двинулся дальше, оставив Филиппа одного перед объявлением. Желваки заходили на скулах парня, он до боли сжал кулаки. Он-то знал, что его дядя честный человек и лишь убеждения заставляют его действовать вопреки законам.
Он еще раз перечитал текст объявления, стараясь запомнить его, чтобы потом пересказать матери, а затем оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, сорвал объявление, скомкал его и запихнул за пазуху.
— Лучше пусть это объявление никто в наших краях не увидит, — прошептал парень, вскакивая в седло.
Он поехал по деревенским улицам, направляясь к холмам, за которыми был его дом.
Уже почти добравшись до окраины деревни, Филипп столкнулся с соседом, бедным арендатором.
— Филипп! — остановил он всадника.
— Что-нибудь случилось? Ты так озабочен, Поль.
— Есть о чем задуматься, — сказал арендатор, — не знаю, что и делать, не знаю, к кому обратиться. Солдаты посмеялись и поехали дальше, а королевский прокурор даже не пожелал меня выслушать.
— Так что случилось, Поль?
— Видишь? — Поль указал на повозку, груженую нехитрым скарбом. — Я собираюсь уехать из этих мест.
— Что же тебя заставило двинуться в путь? Ведь твои дела шли неплохо.
— Это все Реньяры! — зло сказал Поль. — Они угнали всех моих овец и забрали весь урожай. Они сказали, что я им задолжал, хотя это сущая ложь. Ни я, ни мои родители никогда не были должны Реньярам.
— Мерзавцы! — прошептал Филипп.
— Мерзавцы — это не то слово, — пожаловался на судьбу Поль. — Они сущие дьяволы, для них нет ничего святого, удивляюсь, как только носит их земля! Мои дети остались без куска хлеба, а сам я вынужден искать новое пристанище. Я знаю, Филипп, что они убили твоего отца и понимаю, ты будешь мстить. Так вот, когда придет этот час, не забудь и о моих детях, может быть, тогда твоя рука будет
Вернее, а сердце тверже, и ты не пощадишь этих мерзавцев.
Мужчина втянул голову в плечи, надвинул на глаза шляпу, взял под уздцы лошадь и медленно повел ее по улице.
Филипп покачал головой. Его сердце переполняла злость на Реньяров, но он понимал, что сейчас бессилен перед ними. И еще он знал, что в одиночку с ними не сможет справиться.
Он прижал руку к груди и ощутил, что там, под плащом, лежит смятое объявление, обещавшее вознаграждение за поимку его дяди Марселя Бланше.
— Марсель Бланше, был бы ты сейчас со мной! Мы могли бы поквитаться с проклятыми Реньярами. А так… —
Филипп махнул рукой и пришпорил коня.Достаточно с него было чужих несчастий, чужих горестей. Своих тоже хватало, хоть отбавляй. Надо было закончить уборку урожая, перегнать овец на новое пастбище и подготовить дом к
Зиме. Ведь рассчитывать он мог только на себя.
Наконец, за гребнем холма показалась высокая черепичная крыша его дома. Лошадь побежала быстрее, да и сам Филипп хотел как можно скорее попасть домой, увидеть сестру, мать и рассказать о том, что видел в деревне.
Он остановился у самого крыльца, снял седло и завел лошадь в конюшню. А затем, по дороге плеснув себе в лицо воды, смыл пыль и шагнул в дом.
В полутемной кухне за столом что-то готовила Лилиан. Она тихо напевала протяжную песню. Ее лицо было сосредоточенным, а взгляд задумчивым.
Вслед за Филиппом в дом проскочили две большие собаки. Лилиан вскинула голову и тыльной стороной ладони, боясь испачкать лицо мукой, откинула волосы.
— А-ну пошли вон отсюда! — прикрикнула она на собак.
Те, послушно поджав хвосты, развернулись и выскочили на улицу.
Филипп улыбнулся.
— Ну, ты и строгая, Лилиан, — сказал он, подходя к сестре, — меня бы они ни за что не послушались.
— Да они уже третий раз заходят в дом, норовят что-то стащить прямо из-под руки.
Филипп устало опустился в кресло, где так любил сиживать его покойный отец.
Сестра взглянула на брата и улыбнулась.
— Чему ты так улыбаешься, Лилиан? Неужели я выгляжу смешно?
— Да нет, я просто удивляюсь, как быстро ты стал взрослым, даже мать, глядя на тебя, иногда вытирает слезы, так ты похож на отца.
Филипп Абинье подвинул к себе подставку для снятия сапог, вставил каблук в прорезо и стащил сапог.
— Ты чем-то расстроен, Филипп? — наконец-то заметила выражение глаз брата сестра.
— Да, Лилиан, нашим соседям не позавидуешь…
— Кому?
— Да Полю. Реньяры угнали весь его скот и забрали урожаи.
— И что же он теперь будет делать? — всплеснула испачканными мукой руками Лилиан.