А старик говорил о том, что от власти стоит отказаться, что следует прекратить вражду с соседями, что следует всех простить, следует забыть о том, что когда-то земли всего побережья принадлежали Реньярам. Этого Виктор не мог понять. И то, что говорил старый Гильом Реньяр, казалось ему полным сумасшествием.
— Он выжил из ума1 Он сумасшедший! — зашептал Виктор Жаку.
Но тот не обратил внимания на слова старшего брата. Жак смотрел на трясущиеся руки отца, на его величественное лицо, на пряди пепельных волос, которые лежали на плечах. Жак подумал, что сейчас их старый немощный отец очень похож на короля. Он такой же величественный и мудрый, он такой же сильный, несмотря на то, что немощен.
— Виктор, — обратился Гильом Реньяр к своему старшему сыну, — я знаю, что вчера ты схватил Филиппа Абинье. Я хочу, чтобы его привели сюда.
Жак с Клодом покинули комнату. А старый Реньяр положил руку на голову Анри.
— Смотри, мой внук, на все, что сейчас здесь происходит, смотри и запоминай. Тебе еще предстоит долгая жизнь, и я хочу, чтобы она была счастливой. Я хочу, чтобы ты дожил до моих лет и увидел своих внуков. И если ты будешь мудрым и станешь поступать по совести, то ты обязательно доживешь до моих лет. А если же будешь нарушать законы, то судьба тебя жестоко покарает.
— Отец, что ты такое говоришь? Зачем ты вбиваешь моему сыну в голову эти мысли?
— Я знаю, что делаю, молчи, Виктор, — голос старого Реньяра звенел как клинок. Казалось, что годы над ним не властны, казалось, молодость вернулась к нему, и он вновь обрел силу и уверенность.
Жак и Клод открыли дверь темницы, схватили под руки Филиппа и потащили через двор.
— Куда вы меня ведете? — спросил Филипп Абинье.
— Сейчас сам все узнаешь.
— Куда? Ответьте!
— Наш отец желает тебя видеть.
А во дворе стояла дюжина головорезов Виктора. Они уже с утра были пьяны и, увидев Филиппа Абинье, принялись хохотать. Их забавляло то, как Филипп, спотыкаясь, падает на колени, то, какой он сейчас беспомощный и жалкий — волосы его были растрепаны, одежда перепачкана, а лицо бледно.
— Что ему надо от меня? — спросил Филипп у Клода.
— Не спеши, парень, скоро все узнаешь. Я видел у отца на коленях пистолет и, возможно, он хочет сделать с тобой то, что сделал с твоим отцом.
— Дьявол! — прошипел Филипп и заскрежетал зубами. Но он ничего не мог поделать, его руки были связаны, а Жак и Клод были неумолимы. Они втащили своего пленника по ступеням на второй этаж и втолкнули в комнату старого Реньяра.
Констанция тут же бросилась к Филиппу. Виктор хотел было ее оттащить, но старик поднял руку и тихо сказал:
— Все успокойтесь, все замолчите, говорить буду только я. Кто ты? — обратился старый Реньяр к Филиппу, — из какого ты рода?
— Я Филипп Абинье, — гордо сказал пленник.
— Филипп Абинье? — повторил старый Реньяр. — Наверное, ты сын Робера.
— Да, Робер был моим отцом.
— Твою мать зовут Этель?
— Да, — промолвил Филипп.
— Что ж, род Абинье не такой знатный и древний как род Реньяров, но все равно вы уже давно живете на этих землях. Развяжите ему руки! — приказал старый Реньяр.
Виктор медлил.
— Я сказал, развяжите ему руки, он должен быть свободным!
Виктор выхватил из-за пояса нож и шагнул к Филиппу. По лицу Виктора было видно, что он с большим удовольствием вонзил бы клинок в грудь Филиппу, но ему пришлось разрезать сыромятные ремни, которые тут же упали на пол.
Филипп Абинье размял отекшие пальцы и обнял за плечи Констанцию, которая и так стояла, прильнув к нему.
— Значит, ты Филипп из рода Абинье и ты осмелился ворваться в дом Реньяров. Это правда, что ты тайно пробрался в мой дом?
— Да, — склонив голову, произнес Филипп.
— Ты хотел украсть Констанцию, зная, как она всем нам дорога?
— Нет, я хотел ее увидеть.
— И что, сейчас ты счастлив? Ты видишь ее, держишь в своих руках, — прошептал старик.
— Да, — вновь склонив голову, прошептал Филипп.
— Констанция, а ты любишь Филиппа из рода Абинье?
— Да! Да! Я его люблю! — выкрикнула девушка, и ее лицо стало прекрасным.
Виктор дернулся, хотел оттащить Констанцию, вырвать ее из рук Филиппа, но старик грозно взглянув на своего старшего сына, схватил пистолет и взвел курок. Виктор, чертыхаясь, вернулся на место.
— И ты, Филипп Абинье, любишь Констанцию и если бы она согласилась стать твоей женой, то ты заботился бы о ней?
— Да, — ответил Филипп, глядя в глаза старому Гильому Реньяру.
— Что ж, подойдите ко мне ближе, — дрогнувшим голосом сказал старик.
Констанция и Филипп приблизились.
— Тогда мне ничего не остается. Он поднял пистолет, несколько мгновений раздумывал, а затем отшвырнул его в сторону.
— Я благословляю вас, дети мои1 Благословляю, — еще раз, но уже более слабым голосом прошептал Гиль-ом Реньяр, и по его щекам покатились слезы, — будьте счастливы и берегите друг друга. Видит бог, что я прав, — и обе руки старика легли на раскрытую Библию.
Все стояли оглушенные. Никто не ожидал, что произойдет подобное.
— Идите, идите, оставьте меня одного.
Первым бросились вниз Жак и Клод, за ними бежал слуга.
Констанция и Филипп медленно спускались вниз, еще до конца не осознав, что же с ними произошло.
А Клод и Жак, выскочив во двор, закричали:
— Отец благословил! Будет свадьба!
— Что? Какая свадьба? Кого благословил?
— Напьемся! Он сошел с ума, ему пора на тот свет! — каждый выкрикивал свое мнение, не давая говорить другому.
А Констанция и Филипп стояли на крыльце, взявшись за руки.В комнате старика остались Виктор и его сын Анри. Глаза Виктора медленно наливались кровью. Анри испуганно смотрел на лицо отца, на безучастного деда, который сразу как-то обмяк, лишь только захлопнулась дверь. Мальчишка спрятался между двумя шкафами и из этой узкой щели следил за всем, что происходит.
— Что ты наделал, отец? — вдруг взревел Виктор, все еще оставаясь на месте.
Гильом Реньяр ничего не ответил на этот крик старшего сына, лишь, склонив на бок голову, презрительно посмотрел на него.
— Ты все испортил! Все! Все! Зачем ты их благословил? Зачем? — Виктор бросился к отцу и принялся трясти за плечи — Ты понимаешь, что наделал, понимаешь?! — спрашивал он у отца.
Тот попробовал что-то сказать, но из его рта вырывался только хрип.
— Ты, ты, отец, все испортил! Ты выжил из ума! Ты разрушил все мои планы!
Анри вдруг заплакал и принялся кулачками размазывать слезы по щекам.
— Дедушка, дедушка Гильом! — мальчик выбрался из своего укрытия и бросился к старику.
Но Виктор схватил своего сына за воротник куртки и со злостью отшвырнул.
Мальчик ударился о шкаф и, продолжая плакать, замер.
— Папа! Отец! Отец, остановись!
Но Виктор уже не мог сдержать охватившую его ярость. Он тряс за плечи старого Гильома Реньяра и кричал ему прямо в лицо:
— Ты все испортил! Ты стал трусом! И нас уничтожат, уничтожат, всех Реньяров уничтожат! Но в первую очередь надо уничтожить тебя, выживший из ума старик! Ты уже давно сошел с ума и не имеешь права командовать в доме! Я хозяин и господин! Мне принадлежат все земли! Все принадлежит мне!
Гильом Реньяр на мгновение пришел в себя.
— Виктор, — проскрипел старческий голос и до этого безумствовавший мужчина замер.
Он смотрел в блеклые глаза отца и видел там только лишь свое отражение, свое перекошенное от ярости лицо, растрепанные волосы.
— Виктор… сын… — с трудом прошептал старик и его голова беспомощно склонилась на грудь, а тяжелая Библия, соскользнув с колен, тяжело упала на пол.
Первым сообразил, что произошло, Анри. Он тихо поднялся на ноги и все время глядя в лицо старику, подошел и поднял с пола тяжелую Библию.
— Он умер, — прошептал мальчик, ни к кому не обращаясь.И невозможно было сообразить, вопрос это или утверждение.