Королева ничего не ответила, целиком поглощенная осмотром украшения. На лице же графини де ла Мотт, стоявшей за спиной Марии-Антуанетты, Констанция заметила какое-то странное выражение. У Констанции появилось такое ощущение, что статс-дама, мадам де ла Мотт, уже знает, чем все закончится.
— Сколько же оно стоит? — спросила королева. Бемер и Бассенж смущенно переглянулись между собой.
— Минимальная цена, которую мы хотели попросить за него — один миллион шестьсот тысяч франков, — ответил Бемер.
Королева удивленно подняла брови.
— Сколько?
— Миллион шестьсот тысяч, — робко повторил Бемер. — Простите, ваше величество, но мы не можем продать его дешевле. Бриллиантов такой чистоты вы не найдете в Европе. А оправа сделана из материала, привезенного из Южной Америки. Мы трудились над ним несколько месяцев.
Королева еще долго не могла скрыть своего восторга и восхищения, вновь и вновь перекладывая ожерелье с руки на руку.
— Да, — наконец, произнесла она, — вы можете гордиться этим украшением. Иногда даже не верится, что такое можно создать человеческими руками. И, пожалуй, оно стоит тех денег, которые вы за него просите.
Мария-Антуанетта положила ожерелье назад в футляр и, закрыв его, отодвинула от себя.
— Ну, что скажете, Женевьева?
Неожиданностью для Констанции было то, что ее величество обратилась к графине де ла Мотт по имени. Степень доверия, которую испытывала королева по отношению к статс-даме госпоже де ла Мотт оказалась для Констанции намного выше, чем она ожидала. Впрочем, вопрос с бриллиантовым ожерельем для Констанции не имел особого значения, поскольку единственное, чего она добивалась в этом деле — просто продемонстрировать ее величеству настоящее произведение искусства. Насколько бы велико ни было влияние графини де ла Мотт на Марию — Антуанетту, решение приходилось принимать самой королеве.
Графиня де ла Мотт, не обращая внимания на затаивших дыхание Бемера и Бассенжа, спокойно ответила:
— Разумеется, ожерелье достойно вашего величества. Однако я бы попросила не забывать вас о сложном положении, в котором находится наша казна. Во-первых, в Европе неспокойно, во — вторых, ваш супруг проводит реорганизацию французской армии и флота. Мы строим новый порт в Шербурге, на все это требуются большие расходы. И потом, стараниями некоторых не в меру ретивых журналистов у народа сложилось неверное представление о расходах королевской семьи. В общем, на вашем месте, — подытожила графиня де ла Мотт, — я бы воздержалась от покупки столь дорогой вещи.
Королева задумчиво откинулась на спинку кресла.
— Что ж, в ваших словах, графиня, немалая доля правды. На эти деньги лучше построить лишний боевой корабль.
Ювелиры не скрывали своего разочарования. И в самом деле, их можно было понять — ни кто иной, кроме королевы, не мог позволить себе такую покупку. И дело тут было даже не в деньгах. В конце концов, ожерелье можно было разделать на камни и продать их поодиночке. Но, во-первых, это обещало грандиозные финансовые потери, а во-вторых, Бемер и Бассенж, создавшие это украшение собственными руками, не могли даже допустить мысли о подобном. Главная причина их разочарования состояла в том, что ожерелье предназначалось именно для королевы. И никто иной теперь просто не мог претендовать на него. Его приобретение другим лицом было бы воспринято Марией-Антуанеттой как личное оскорбление.
Констанция прекрасно понимала чувства ювелиров, но принимать решения за королеву было не в ее власти. В глубине души она сочувствовала ювелирам, которым пришлось не солоно хлебавши покинуть королевские покои.
Мария-Антуанетта осталась наедине с Констанцией и графиней де ла Мотт. У самой королевы также было подавленное настроение, причины которого были очевидны. Помолчав, Мария — Антуанетта сказала:
— Интересы Франции требуют того, чтобы я отказалась от личных пристрастий. К тому же, теперь у этих борзописцев не будет очередного повода, чтобы обвинять королеву Франции в растрате денег из казны. А ожерелье на самом деле великолепно.
— Я понимаю вас, ваше величество, — сказала Констанция. — Вы вольны поступать так, как считаете нужным. С вашего разрешения, я покину дворец. Я хотела бы посвятить сегодняшний вечер сыну.
— Ну что ж, графиня, я благодарю вас за хорошо выполненную работу. Вы получили подготовленный для вас список ювелирных домов?
— Да.
— Продолжайте выполнять свои обязанности. Кстати, можете зайти к моему казначею. Я распорядилась выдать вам небольшую сумму на текущие расходы. Можете считать это первым вознаграждением за службу.
Констанция преклонила колени.
— Благодарю вас, ваше величество. Но я не считаю, что заслужила его.
Королева холодно поджала губы.
— Думаю, что мне виднее, кого из своих подданных награждать, а кого — наказывать. Идите.
Констанция покинула покои королевы с непонятным чувством досады. Дело было даже не в том, что ее величество отказалось от рекомендованной Констанцией покупки. Пока что она, графиня де Бодуэн, не может рассчитывать на понимание со стороны королевы. Ну что ж, придется терпеть и ждать…
Воспользовавшись тем, что королева посвятила вечер своему царственному супругу, графиня де ла Мотт выехала из Версаля в Париж. Вечером в своем городском доме она встретилась с графом Калиостро.
На сей раз любовники могли всецело отдаться друг другу.
Покинув спальню для того, чтобы поужинать, графиня, наконец, вспомнила о делах. Она приказала слуге принести свой ридикюль и достала из футляра для пудреницы сложенный в несколько раз листок бумаги.
— Возьмите, Александр. Эту записку ее величество написала собственной рукой. Здесь же и ее подпись. Все, как вы просили.
Калиостро, одетый в ночной халат графа де ла Мотта и шлепанцах на босую ногу, развернул бумагу и не без любопытства прочитал:
— Жоселен, выдайте подательнице сего тысячу франков на расходы. Мария-Антуанетта Французская.
Сунув записку в карман халата, Калиостро радостно потер руки.
— Отлично. Теперь мы можем приступать к выполнению нашего плана. Через пару дней я сочиню ответ королевы к кардиналу де Роану, и его высокопреосвященство проглотит эту наживку. Дальнейший ход событий будет зависеть от твердости руки удильщика. Клянусь, я не упущу этот улов.
Графиня де ла Мотт рассмеялась.
— Я надеюсь, мой милый Александр. Но вы должны отдавать себе отчет в том, какую опасную игру затеяли. Если ваша рука дрогнет, то самое маленькое, что грозит нам обоим — это Бастилия. Вы знаете, какие там казематы? В них отказываются жить даже крысы.
Калиостро скривился.
— Дорогая, неужели мы встретились сегодня с вами для того, чтобы пугать друг друга ужасами тюрем? В библии сказано, что самое страшное наказание ждет человека после смерти. Откровенно говоря, мне бы больше хотелось избежать наказания в этой жизни. Доверьтесь мне, и все будет хорошо.
— Но это сложнее, чем удовлетворить даму в постели, — лукаво улыбаясь, промолвила графиня де ла Мотт. — Не все зависит только от вас. Кстати, меня интересует один вопрос.
Калиостро церемонно наклонил голову.
— Спрашивайте, повелительница моего сердца.
— Кто, кроме нас с вами, участвует в игре?
— Пока только один человек. Вряд ли вам что-то скажет его имя.
— Кто он?
— Этот человек лучше всех во Франции подделывает чужой почерк. Сейчас он служит в конторе какого-то малоизвестного адвоката.
Графиня де ла Мотт задумчиво отпила немного вина из высокого бокала на тонкой ножке.
— Значит, пока в игре участвуют четверо, — медленно сказала она. — Кардинал де Роан, вы, я и этот мелкий мошенник. Калиостро приторно улыбнулся.
— Ну что вы, дорогая. Рето де Виллет — совсем не мелкий мошенник. Вполне можно сказать, что он является одним из самых крупных мошенников Европы.
Графиня улыбнулась в ответ столь же приторной и, вместе с тем, язвительной улыбкой.
— Александр, один из самых крупных мошенников в Европе, которые мне известны, — это вы. И, пожалуйста, не надо оправдываться. Я знаю о вас значительно больше, чем вы думаете.