— Присядь.
Александр послушно присел, не зная, куда деть свой взгляд. Он не мог заставить себя смотреть на тяжелую грудь, на плавный изгиб бедер. Куда спокойнее было созерцать потолок.
— Да не бойся же ты, — девушка завладела его рукой и приложила ее к своей груди.
Александр затаил дыхание. Его пальцы касались теплой и мягкой груди, и он ощутил под своей ладонью отвердевший, немного шероховатый сосок.
— Ты что, первый раз с женщиной? — изумилась девушка.
— Нет, у меня было две любовницы, — сказал Александр и тут же смолк.
— Ну, две так две, — пожала плечами девушка, явно разочаровавшись в Александре.
— Не было у меня никого, — прошептал Александр Шенье, — я первый раз вижу обнаженную женщину.
Девушка приподнялась на локте, погладила его по щеке.
— Ты нежный, как женщина. Александр отпрянул, но тут же встретился взглядом с уставшими глазами девушки.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Александр. А тебя?
— Алиса. Хочешь, ложись со мной рядом.
— Я хочу поцеловать тебя.
— Тогда нагнись.
И Александр, повинуясь горячей ладони на своем затылке, нагнулся и встретился губами с приоткрытым ртом Алисы.
— Вот так. А теперь задержи дыхание. И он почувствовал, как его губы увлажняет немного прохладный язык девушки.
— В этом нет ничего страшного, — сказала Алиса, садясь на кровать и прикрываясь простынью.
— Почему ты закрылась? — спросил Александр.
— Ты боишься моего тела.
— Ты, наверное, устала? — спросил шевалье, глядя на смятую простынь. — Ты мне нравишься, но ты устала. Давай просто отдохнем.
— Давай, — удивлению девушки не было предела. — Ты благородный человек и счастлива будет женщина, полюбившая тебя.
— Меня уже любит девушка, и мы решили пожениться.
Александр и сам не знал, зачем все это рассказывает потаскушке Алисе.
Девушка отвела свой взгляд в сторону.
— Я слышала, что говорил твой друг.
— Ты скажешь ему правду? — спросил Александр.
— Я хотела бы сказать правду, ведь среди этих мерзавцев, думающих только о том, как удовлетворить свою похоть, не нашлось ни единого, кто бы спросил, устала я или нет, хочется ли мне быть с ними или мне хочется плакать. Ты первый спросил меня об этом.
— Я пойду, — Александр попытался встать.
Нет, сиди. Неужели тебе хочется туда, к столу, где вновь будут смеяться над любовью, над верностью?
Александр тяжело вздохнул.
— Если ты хочешь, я посижу.
— Вот видишь, ты говоришь «если ты хочешь», ты считаешься со мной, значит, ты будешь считаться и со своей возлюбленной. Может это глупо звучит, но я тоже мечтаю о любви и по — моему, даже знаю, что это такое.
— Ты милая, — сказал Александр, легонько сжимая пальцы девушки в своей руке.
— Я скажу им, — зашептала Алиса, — что ты великолепный любовник и лучшего мужчины мне не приходилось никогда встречать.
— Но ведь у нас же ничего не было, — прошептал Александр.
— Я не покривлю душой, ты в самом деле, лучший мужчина.
— Ты так считаешь?
— Да, я уверена.
— И тебе, Алиса, ни с кем не было лучше, чем со мной.
— Ни с кем.
— И тебе не нужно ничего этого, тебе достаточно, что я сижу рядом?
— Нет, — улыбнулась девушка, — этого больше чем достаточно. Посиди со мной немного, посмотри на меня, — она отбросила простыню, и Александр Шенье теперь уже без особого смущения стал разглядывать ее пышное тело.
А девушка вслед за его взглядом, словно повторяя его траекторию, водила ладонью по своим плечам, по груди, по животу, скользила по ногам.
Александр чувствовал, как дрожь проходит по его телу, как то вспыхивает, то гаснет свет в его глазах. Он видел, как изгибается Алиса, как все сильнее и сильнее сжимает его руку.
Наконец, вздох облегчения вырвался из ее горла, и она до боли сжала кисть молодого человека.
ГЛАВА 4
Графиня Лабрюйер сидела за столом на террасе и как всегда дремала. Слуги сервировали стол к завтраку, раннее утро наполняло воздух щебетом птиц и свежестью. В ворота с грохотом въехала карета.
Проснувшись от этого звука, графиня еще долго не могла сообразить, что же происходит. Она опомнилась, лишь когда перед ней предстали баронесса Дюамель и граф де Бодуэн. Но сообразительности старой графини хватило ровно настолько, чтобы посчитать, что она заснула за игрой в карты и ее компаньоны ушли играть в другое место.
— А где же все? — спросила графиня.
— Вы помните меня? — баронесса Дюамель встала так, чтобы графиня Лабрюйер могла ее лучше рассмотреть.
— Ну как же, я помню вас, — без тени смущения сообщила графиня, — вы приехали из Парижа.
— Да-да, я баронесса Дюамель, а со мною граф де Бодуэн, — представила баронесса своего спутника.
— Ах, да, вы тоже приехали из Парижа, — улыбнулась старая женщина графу де Бодуэну. — Я хорошо помню вас.
Граф не стал разубеждать ее, наверняка зная, что та видит его впервые.
— Как вы добрались, баронесса?
— Спасибо, отлично.
— У вас ко мне какое-нибудь дело?
— Я приехала, чтобы забрать свою дочь Колетту.
— Ах, да, Колетту…
— Она гостит у вас, — на всякий случай напомнила баронесса.
— Чудесная девушка, такая красивая, такая молодая и такая смышленая.
Последнее замечание привело баронессу в трепет, ведь именно смышленость и не давала ей покоя все последние дни.
На террасе стоял дворецкий с каменным выражением лица. Он мог бы рассказать матери много интересного о ее дочери. Но в обязанности дворецкого входит встречать и провожать гостей, а не рассказывать об их ночной жизни.
— Она такая прелестная, — не переставала восхищаться Колеттой графиня, смутно припоминая лицо девушки, — вы должны гордиться ею, мадам. Воспитать такую дочь…
Но тут же взгляд графини остановился на Армане. Тот не спешил объяснять причину своего появления, а допытываться самой графине не было большой нужды. Она вполне была согласна в душе с тем, что Арман может быть любовником баронессы Дюамель. И это удержало ее от лишних расспросов.
— Где моя дочь? — как можно более ласково поинтересовалась баронесса, но все равно ее голос прозвучал резко, с какими-то металлическими нотками.
— У себя, наверное, еще спит, — графиня повернулась к дому и попыталась взглядом отыскать окна спальни Колетты.
— А где ее комната?
— Дворецкий проводит мадам.
Дворецкий, не меняя выражения лица, а только сдобрив его улыбкой, повел баронессу в дом. Он остановился у самой двери спальни Колетты и несколько раз стукнул. Оттуда не раздалось ни звука.
Баронесса, подозревая недоброе, в нетерпении распахнула дверь и чуть не вскрикнула: измятая простынь, брошенное в ноги одеяло, а главное, и без объяснений было ясно, Колетта сегодня тут и не ночевала. Самые страшные подозрения закрались в душу матери. Она подбежала к кровати и прикоснулась к
Постели рукой. Та была холодна.
Не спрашивая ни о чем дворецкого, баронесса выбежала в коридор и вновь замерла в нерешительности.
— Если вы, мадам, хотите отыскать мадемуазель Аламбер, то ее спальня вот здесь, — и дворецкий указал на золоченую дверь.
Уже не считаясь с приличиями, не тратя времени на условности, баронесса толкнула дверь и ворвалась в спальню Констанции. Она готова была метать громы и молнии, допытываясь, куда та подевала дочь.
Но тут баронессу Дюамель ждал сюрприз: рядом со спящей Констанцией она увидела кого — то, кто прятался под одеялом, выставив из-под него лишь макушку и согнутую в локте руку.
То, что это мужчина, Франсуаза уже не сомневалась.
«Так вот как она воспитывает мою дочь!»— подумала Франсуаза, готовясь высказать Констанции все, что она о ней думает.
Но та вдруг проснулась и уставилась на баронессу. Откуда она взялась в ее спальне, Констанция никак не могла взять в толк. Тут же сердце мадемуазель Аламбер забилось чаще. Ей предстояло по виду баронессы определить, знает та о ночных приключениях своей дочери или же нет.