Душевная боль, которой девочка питалась еще в полдень, еще не прошла и пройдет еще не очень скоро. Она все еще давила на грудь, препятствуя дыханию и сжимая все органы до боли в костях. Констанция ускорилась, подозревая, что на нее странно смотрят и искоса метают усмешки и негодуют. Почему, она понятия не имела. Внешне она никак не отличается от них, ну, а внутренне... А кто будет смотреть, что у тебя внутри? Если внешне никак не отличаешься, то и в душу тебе никто не заглянет. Вдруг, подумают, ты и внутри такая же, как все.
Дерево вот-вот показалось из-за горизонта и Констанция, выйдя за пределы деревни, пошла медленнее, рассматривая жидкость в руках.
Между тем она рассчитывала, в какой момент должна выветриться боль. Предположительно, завтра в полдень, пройдя полные сутки. Это не так много, но достаточно, чтобы сделать все дела в этой деревне и уйти восвояси.
Если физическая боль растений проходит за полчаса, то душевная боль человека будет проходить в течение суток, иногда даже двух.
Дерево выглядело очень убого, несчастные ветви иссохли и почти поломались, а ствол хоть и был таким же здоровым, но вредных насекомых скрывала кора, так что дерево довольно сильно страдало.
Констанция брызнула зеленой жидкостью на дерево. Немного растерялась. А что делать дальше? Лить в корни, мазать ствол или пытаться проникнуть под кору?
Девочка на всякий случай испробовала каждый способ, благо, жидкости было много.
Когда же она кончилась, Констанция просто села рядом с деревом и прислушалась к ветру, который колыхал верхушки деревьев, оставив землю в покое.
После показалось, будто ветер все-таки добрался до земли и упорно шевелил траву, заставлял ее приятно шуметь. Коса девочки слегка растрепалась, но лента сидела так же прочно, как и тогда, когда ее только повязали.
Как же приятно иногда ошибаться в людях. Когда ожидаешь что-то плохое, а навстречу идет нечто прекрасное и даже милое. Когда уже готовишься к самому худшему, а в итоге это даже не пригождается.
Девочка внезапно открыла глаза. Перед ней возвышался силуэт человека, приблизительно ее возраста. Он с подозрением разглядывал Констанцию, не говоря ни слова.
Констанция же тоже ничего сказать не могла, поэтому спокойно смотрела на него, ожидая его реплики. Она давно уже поняла, что это тот самый мальчик, боль которого она выкрала несколько часов назад.
Смотреть на него снизу вверх было немного странно, особенно когда некоторую часть его лица скрывало заходящее солнце. Заката еще не было, но большая Звезда уже преодолела зенит, и плавно двигалось к горизонту.
— Что ты делала в моем доме? — спросил вдруг он отчетливо и Констанция вздрогнула.
В ответ ему раздалось лишь молчание.
Мальчик, растрепанный и испачканный местной пылью, пытливо разглядывал незнакомку. Она же, виновато опустив взгляд, молчала. Продолжала молчать.
— Ну и чего ты молчишь? — мальчик нахмурился.
Констанция уже мысленно извинилась перед ним на всех знакомых ей языках и попросила его просто оставить ее в покое.
Он все еще ждал ответа, становился все суровее с каждой секундой. Когда же он уже поймет, что она не может разговаривать?!
Девочка медленно подняла руки на одном уровне со своим лицом и указала на свои губы. Мальчик заметил, что её руки чем-то измазаны, и он зачем-то предположил, что она копалась в земле. Он казался растерянным. Констанция же, продолжая смотреть ему прямо в глаза, покачала головой. Снова на губы — снова покачала. Тогда он и понял.
— Ты хочешь сказать, что не можешь говорить? — растерянно протянул он. Констанция засияла и кивнула. — Прости.
Девочка ожидала, что он извинится и тут же уйдет, периодически поглядывая через плечо на нее и горестно вздыхая. Но вместо этого он присел поодаль от нее, и устремил взгляд перед собой.
— Знаешь, ты меня напугала тогда... — Констанция мельком окинула его беспокойным взглядом. — Тогда я был ужасно расстроен и подавлен... Сердце ныло, кости ему в такт. Увидев тебя, я испытал настоящий шок. Но, что самое удивительное — моя невыносимая боль прошла. Мне даже немного стыдно за это. Я ведь любил её.
Девочка мысленно вздохнула, отметив про себя, что голос его неестественно дрожит, словно он все еще испытывает эти чувства, которые она впитала в себя. Её же сердце сейчас уже не болело так сильно, скорее оттого, что оно отвлеклось от горестных раздумий о смерти, чем оттого, что боль начала понемногу растворяться.
Он помолчал, разглядывая ее черные волосы, заплетенные в некогда аккуратную косу, и горько вздохнул, поворачиваясь и вновь смотря перед собой.