Он вернул ее вскоре, бросил мне, что завтра позвонит и мы покинули салон. А спустя пару мгновений мне пришло оповещение о зачислении на мой счет ста тысяч рублей.
Я вернула Киселеву деньги через три с половиной недели. Через четыре месяца мы с ним уговорились на том, что я как бы выхожу из группы и иду, если можно так выразиться, в свободное плавание. Потому что той доли, что я получала, было слишком мало, а в группе строжайшая иерархия, четкое распределение ролей и работаем не постоянно, с перерывами, но шабашить не получится и вообще левыми замутами заниматься небезопасно, ибо если хлопнут меня, то действительно не сложно выйти на них. Ровно так же, как если вскроют их, может задеть и меня, а мне тогда никак нельзя было попадать под статью — мы готовили Мишу к переводу в финский Ортон и суммы за грядущую операцию и реабилитации выходили внушительными.
Денис, разумеется, не возражал. Много позже, окунаясь во все уже глубже, я поняла, что это был небывалый кредит доверия в этом мире, где все направлено на максимальную анонимность. Мы с ним оба знали, что рано или поздно меня хлопнут, как знали и то, что я никогда не выдам человека, который ввел меня в информационные махинации и многому научил. Я знала твердо, а он… скорее всего по тому, что видел, как я иногда едва не отключалась прямо за работой от усталости и могла тупануть без его контроля. Денис вынуждал меня брать паузы, но Мишке становилось лучше одновременно с тем, сколько тратилось на его лечение, а значит, нужно было продолжать. Он боролся, мама боролась и я не имела никакого права сдаваться. Работала без, так сказать, отпусков, на которые пытался спровадить меня Киселев. Отпусков с содержанием. Не заикался об этом больше, когда я, не выдержав долбящего изнутри унижения, встала и вышла из лекционного зала. Универ мы тогда вдвоем посещали в случае совпадения возможности и желания.
Думаю, Денис догадывался, что меня хлопнут потому что однажды поймал меня на рискованном.
На глупом и очень опасном — ощущении себя властителем мира, когда тебе так мало лет, а ты имеешь деньги. Очень серьезные деньги. Забываешь о правилах, ориентированных прежде всего на собственную безопасность, забываешь о том, что есть границы. Заступаешь. Тратишь легко, почти бездумно, ибо забываешь обо всем, когда на счетах не одна тысяча долларов и ты знаешь, что можешь сделать еще. Ты можешь. Усилия, сосредоточенность, просчеты действий, их выполнение и счета пополнены, и они обезопасены максимально, потому что ты знаешь все способы увести деньги в информационном пространстве, и, соответственно, знаешь как оставить их в полной неприкосновенности. В такой момент кажется, что откупишься от всего мира и от всего в этом мире и появляется иллюзорное чувство превосходства. Нет, не потому что ты в свои года имеешь деньги, а потому что ты можешь их иметь, когда они имеют весь мир. Отсюда и заблуждение что откупишься и что можно брать еще больше.
Это притупляет инстинкт самосохранения.
Это предпосылка к роковым ошибкам для тех, кто считает, что умен не по годам и ходит наперед.
Денис на этом поймал и сказал одно: «ты пришла в это дерьмо ради брата. В дерьмо, Женек, помни, что это дерьмо, и сделай вывод, кто может им наслаждаться». Это должно было отрезвить и это отрезвило. Настолько, что я вспомнила, что не только нуждаюсь в этих деньгах ради брата, но и представляю опасность для тех, с кем работаю. Потому попросилась на выход и он дал добро. Он был руководителем группы, именно руководителем и именно группы, его волновал вопрос общей безопасности. Дал в напутствие ту же фразу, чтобы я, применяющая теории, которые никогда бы не осмелилась применять на практике, помнила, чего ради я здесь — исключительно для того, чтобы мой брат смог встать на свои ноги до того, как я снова потеряю берега. Только для того, чтобы Мишка имел нормальное качество жизни, чтобы стал прежним, чтобы мой активный мальчик-батарейка не увял в инвалидном кресле. Чтобы с ним были профессионалы, имеющие одну цель — довести до реализации его бешеное желание встать на ноги. Сначала я со свистом рухнула в киберпреступность для этого, а потом, когда Мишка дорвался до того предела, где был уже стопроцентный благоприятный прогноз, где у моего бойца уже не было необходимости в очередной серии операций, а только в реабилитациях, я оправдывала свои незапланированные набеги, которые можно классифицировать сразу по трем статьям уголовного кодекса, я оправдывала себе это тем, что должна быть финансовая подушка, если что-то снова пойдет не так. Я не потерялась, вовсе нет, я затерялась. В себе, своих желаниях и своих возможностях. Опьянела. Забылась в невероятном чувстве, когда оплачиваешь лечение своему брату и знаешь, что можешь обеспечить премиум класс. Во всем. Всем.