Высказала-таки обиду, полудурочная. Недовольно поморщилась и достала еще сигарету. Повертела в пальцах, но не прикурила, раздраженно беря под контроль внутренние бабские метания, пусть и не в должной мере выраженные, как положено в таких случаях, но все же присутствующие.
Эмма негромко хмыкнула и, разглядывая заезжающую на парковку машину и негромко произнесла:
— Могли бы и не два года. — Она улыбнулась, когда я тихо рассмеялась, прикрывая глаза и успокаивая эмоциональный порыв вцепиться в ее длинные рыжие волосы, напоминая себе, что я почувствовала облегчение. В первые минуты, когда она сказала, что трахается с Артуром, я почувствовала облегчение, что буду разрывать эти отношения.
Но как же тяжко бороться с чувством собственничества!
— Могли бы, Жень, — тем временем продолжала она, — только Артур поступал достойно…
— Терпеливо был рядом со мной, пока у меня пиздец шел. Да. — Согласилась, глядя в ее профиль и все-таки прикуривая. — А когда обозначенный пиздец на спад пошел, то можно было и любовницу завести. Потом предложить мне расписаться, но, видимо, не планируя разрывать вашу связь. Это очень достойно. По мужски.
Эмма на мгновение недовольно сжала губы, уловив эхо унизительной иронии в моих словах.
— Не очень по мужски, — помедлив, вынужденно признала она, глядя в сторону заезда на парковку. — Но по человечески. Он бы по ночам спать не мог, если бы в тот период бросил тебя.
Зато после того периода очень хорошо спал благодаря тебе, видимо, — сдержала.
— Бессмысленный разговор, — поморщилась, бросая сигарету и подняла взгляд на твердо сжавшую челюсть Эмму, — итог такой: в ЗАГС нам с ним идти незачем, ко мне с оправданиями и пояснениями пусть не лезет пока, потому что с ним я себя сдержать не смогу так, как с тобой сейчас. И спасибо, Эмма, что нашла в себе силы признаться, что спишь с Артуром. Плохо, конечно, что тебя смотивировало то, что мы расписаться решили, но хоть так. Хоть кого-то это смотивировало не наебывать меня дальше. Удачи вам. — Мой взгляд зацепился за сережки с сапфирами, так подходящими цвету ее глаз. Для сестры он выбирал, ага. У его сестры карие глаза. В Хельсинки мы были. Я оплачивала эти серьги, настояла на этом. Как же, цинично, Арчебальд… И я не сдержалась, — вы с ним друг другу подходите.
Она что-то сказала в спину, должно быть, тоже не совладала с собой и это было что-то провоцирующее и резкое, ее интонация об этом говорила, но в слова я не вслушалась, равнодушно удаляясь от нее и того отвратного, что и ударило и облегчило. Что осталась там, рядом с ней и двумя моими скуренными сигаретами.
Разумеется, Эмма сразу сообщила Артуру, что Добби свободен и тот начал атаковывать меня звонками, мешая работать и раздражая неимоверно. Ну, сказано же тебе — не трогай меня. Сомневаюсь, что Эмма на этом акцент не сделала. Отправила его в черный список и набрала младшему брату. Слушая гудки в трубке, я была снова спокойна, а когда Мишка принял звонок, с иронией произнесла:
— Привет, чемпион эквилибристики.
— Привет, компуктерных дел мастер. — Отозвался потеплевший голос младшего брата. — Тебя еще не посадили?
— К твоему сожалению, — саркастично улыбнулась я. — Как ты?
— Отлично. Завтра, наконец, последний день в этом центре и можно ехать домой. Гарцую по коридорам и говорю маме, чтобы не приезжали на машине, я сам домой прибегу, а она сказала, что они уже купили вагончик для перевозки лошадей, повезут меня в нем домой, раз я такой ретивый скакун. А ты как, готова к узам брака?
— Миш, вы же пока не взяли билеты? — приоткрыла окно, задумчиво наблюдая за хлопьями тополиного пуха, катящимся по тротуару.
Мишка помолчал, потом глубоко вздохнул и спросил:
— Видимо и не надо, да?
— Не будет росписи, мы решили расстаться и… я маме завтра скажу, она будет сильно переживать и порываться приехать сюда, ты там ей накрутить себя не дай.
— Почему решили расстаться? — в его голосе неопределенное что-то, вроде бы и спокойствие, но в то же время совсем не оно.
— Подумали и пришли ко мнению, что не надо нам этого. Все нормально, правда.