Остановившись у моего автомобиля и просительно задержав за руку меня, уже готовую покинуть салон, снова что-то занудела про отдел и просьбу не писать заяву на актеров. Вяло отмахнувшись, повторила, что ни на кого я писать не собираюсь и поплелась к своей машине.
До дома доехала на автомате и, выжрав полбутылки виски, завалилась спать. Тогда я думала, что этот дерьмовый день закончен. Но приключения только начинались.
Трунь, блять.
Глава 3
Артур со смены пришел утром. Я, с гудящей головой, спешно умчалась, так как мозговой таран начался фактически с порога.
Воскресное утро в городе наводило такую тоску, что хотелось застрелиться. Сидя в машине, припаркованной у почти пустынной набережной, допивая уже второй кофе, я являлась свидетелем неистовый битвы бомжей. Ни одного мата, лишь душевная боль в выкриках кому и почему принадлежит бессовестно спящая на скамейке Люся.
Мой фаворит — невысокий бородатый крепыш, неистово убеждающий оппонента, что у него связь с дамой сердца гораздо крепче, так же еще заверял своего соперника, что несмотря на это, им не стоит рушить дружбу и тому следует просто смириться. Второй солдат любовного фронта, долговязый, ужасно худой и покачивающийся на ветру из-за дефицита веса и несколько хмельного состояния, отвечал что-то вроде «любовь прошла, завяли помидоры». Помидоры, хм… Проснулась Люся, обозвала своих душевной жаждою томимых рыцарей нехорошими словами и, покачиваясь исключительно из-за хмельного состояния, удалилась восвояси. Я одобрительно отсалютовала стаканом кофе ей вслед и с соболезнованием посмотрела на братьев по несчастью, тотчас сложивших оружие, бок о бок расположившихся на ложе, нагретом бессердечной Люсей и начавших в десять утра заливать горе горькой, еще не замечая, как из патрульной собачьей будки неподалеку, к ним выдвинулся сторожевой пес, чтобы через несколько секунд шугануть бойцов из общественного места, отобрать у них бутылку и категорически отказать забирать их в кутузку. Оставшись без временного крова, топлива и с сердечными ранами, бойцы пошли в противоположную сторону, и в этот самый момент, когда грустный фильм подходил к концу, мне пришла смска от Артура:
«Можешь возвращаться, почти все вещи собрал. Где моя кружка?»
Все еще находясь под впечатлением от развернувшейся пред очами трагедии и чувствуя солидарность с обманутыми бомжами, высокопарно изрекла печатным текстом:
«Там же, где наше светлое будущее и мое разбитое сердце! В мусорке».
Арчебальд не ответил. Я, допив кофе и вновь пробежавшись в мыслях по плану, вдохнув-выдохнув, пытаясь быть такой же мужественной, как Люся, набрала маме и сообщила, что мы с Артуром расстались. На ее закономерный вопрос, добавив возмущения в интонации, затараторила:
— Да задрал он уже, мам! С меня судимость вот-вот снимут и я хочу уехать отсюда. Мне сколько ждать, пока он там определится? То поеду, то не поеду, а что там мне делать, а как, где и кем я буду работать с образованием своим, да нахрен нам в Европу, чем у них лучше и тому подобное. Что я его, уговаривать буду постоянно, что ли? Сказала, давай окончательно решим на берегу, до свадьбы. Ну, и, собственно, решили.
Повисла пауза. Я прикусила губу, напряженно глядя в консоль. Мама перевела дыхание и преувеличенно бодро сообщила:
— Ты знаешь, а он мне никогда и не нравился. — Я поперхнулась воздухом от удивления, потому что вот такого я совсем не ожидала, и она торопливо добавила, — в смысле человек он хороший, так помог, всегда благодарна буду и двери мои для него открыты, — ага, мам, он очень благородная стерва, — но… нерешительный какой то. По течению все. Что ты ему скажешь, то он и делает. Что мама ему скажет, то и делает. Вот мама его сказала, что вам нужно узаконить отношения, мол, сколько живете, так он предложение тебе сделал только после этого. И так спокойно рассказал про это, как в порядке вещей, я в шоке вообще была. Ну, думаю, тебе с ним хорошо, значит и мне хорошо, значит и не надо лезть со своим монастырем, хоть и бесит иногда… Нет, я ничего не хочу сказать, человек он хороший действительно! Так помочь со всем и…
— Мам, да успокойся. — Хохотнула я, облегченно прикрывая глаза.
— И Миша как чувствовал прямо, тоже вчера стал говорить, что в зятьях Артур как-то странно выглядит. Ему с ним и поговорить не о чем и пассивный он очень. Ну, для Мишки все, кто на секунду с ответом на вопрос задерживаются и двигаются не со скоростью реактивного истребителя, однозначно тормоза. Я потяфкала на него для виду, мол, нефиг бочку катить на парня, он много хорошего сделал и нам почти родственник уже. Миша сказал, что это только усугубляет факт того, что Артур инфузория и ты с ним рядом плесенью покроешься или деградируешь. Чуть не поругались, а не поругались потому, что я сделала вид, что якобы не понимаю заговор своих детей, проведенный с целью подготовить наивную и вечно все близко к сердцу принимающую маму, к тому, что там, по ходу замужество отменяется. Да мама бы и не расстроилась, дочь. Стыдно признать, но мама даже обрадовалась.