— Дан… — нахмурено глядя себе в колени, позвала я, — Динь-Дон топ-манагер. Он управляющий здесь филиалами, ты же не настолько чокнутая, чтобы…
— Никого не ебет, что и как происходит с личным капиталом у звеньев этой цепи. Не ебет ничего вообще, кроме одного — они должны работать. Они звенья, а не люди, и о благополучии звена речи не идет, оно должно выполнять единственную задачу — держать цепь. Хоть на помойке в коробке из-под холодильника живи, на досуге котяток в ведре топи, никого не интересует, что ты делаешь, что с тобой происходит и как ты живешь. Важно одно — ты должен работать. Не находишь сходство с рабством, Жень? — мрачно усмехнулась она, глядя на меня. — Рабство премиум класса. Тут даже низшие ступени при хорошем бабле. Поэтому нет, то, что Андрей лишится личных средств к существованию и личного имущества никого интересовать не будет. Могло бы заинтересовать, если бы он допустил серьезный косяк в работе. Сразу увольнение, после, так сказать, ареста имущества, приобретённого в период работы, а значит, по логике, на заработанные им деньги. А если его нет, этого имущества, то на счетчик ставят и не ебет, как и откуда деньги будешь брать. Ты должен возместить то, что тебе, косячнику заплатили за все эти годы, и, как оказалось, было незаслуженно заплачено, значит, возвращай все.
— Так а если работы нет, то откуда деньги на возмещен…
— Заставят. Или посадят. — Улыбнулась Данка. Отстраненно. Отрешенно. — Поэтому самое страшное для таких звеньев — скосячить. Я сначала думала… в тот первый раз, пока в реанимации лежала, думала я насчет вариантов, чтобы Дрюня косячнул по работе… но, это как-то совсем уж подло… подстать ему. Не хочу твари по паре. Не моя пара, поэтому я просто отниму свое бабло.
Тишина в палате стала насыщенной, густеющей. Данка, удобнее садясь на кровати и не глядя на меня, прищурено разглядывающую широкую трещину в пластике подоконника, прочистила горло и твердо, решительно оповестила:
— Не надо вмешиваться, Жень. В смысле, за предложение помощи я очень благодарна, но одно дело, когда сама влетаешь, другое, когда по твоей вине еще и человека…
— Слушай, а ты помнишь тот черный костюм, который на той неделе пришел? — тихо перебила я. Тихо и перебила. Подняла взгляд на нее, прикрывшую глаза дрожащими ресницами, сжавшую челюсть, чтобы не расплакаться, потому что она помнила над чем мы ржать начали, проверяя партию. — Хотя сарафан в той же цветовой гамме, из весенней коллекции, тоже ничего. — Смотрела на Данку, все еще сжимающую челюсть, подавляющую себя, пугающуюся мысли, которую я озвучила, — он тебя убьет, чокнутая. — Почти шепотом, глядя в ее неровный профиль. — Ты о чем той дурочке толковала вчера в тачке? Подумай, чем закончится, так? Не в первый раз же. Не ждала ты, что вновь тебя Динь-Дон отпиздит да еще так быстро? Шмотье вот выбираю на наше с тобой прощание, хуй знает, когда случится, не исключено, что скоро. — Она задержала дыхание и отвернула голову. Я ровно продолжила, — новый план придумать можно, но и в твоем смысл есть. Модернизируем его, синхронизируем с моей идеей и сработает на ура. Мне нужна неделя на подготовку.
Чокнутая неуверенно посмотрела на меня одним своим глазом, я усмехнулась и, твердо глядя в ее лицо с дорожками слез, кивнула, давая понять, что я решила. Осознанно и уверенно. Отступать не собираюсь.
Судимость с меня сняли.
Вечером того же дня, когда были, наконец, завершены последние нудные бюрократические проволочки, я аккуратно, чтобы мы с подлатанной Данкой не попались под камеры, подкараулила с работы своего инспектора и попыталась впихнуть ему хороший коньяк, умываясь соплями счастья и горячо благодаря его за такое ко мне отношение.
Цыбин отнекивался от дара, пряча смущенную улыбку, но я все-таки впихнула ему коробку с бухлом. Прочитав название алкоголя на дереве упаковки и прикинув его цену, Николай Георгиевич выпучил глаза и явно был готов избить меня этой же коробкой в назидании того, что я не должна светить деньгами, которые не отдала осудившему меня государству. К слову, халатно отнесшемуся к факту, что простой взлом базы данных никак не объясняет того, что мой брат по Европейским клиникам катается, а значит мое рыльце настолько в пушку, что, если порыться тщательней, то уеду я далеко и надолго, а несколько человек смогут получить повышение. Ну, халатно они отнеслись не только из-за невнимательности. Счета мои ощутимо поредели в период следствия. Обожаю Россию, где благодаря коррупции иногда можно спастись не особо виновным, а на фоне барыг и педофилов, с которыми у нас разлеты по срокам были примерно одинаковы, я считала себя не особо виновной.