Я, глядя на нее, помолчала немного и перевела тему:
— А эта твоя… гильдия актеров-каскадеров, ты уверена, что они Шеметову не побегут сдавать твою очередную пьесу?
Данка откинула прядь волос с лица, мимолетно бросив на меня признательный взгляд и усмехнулась:
— Правильное слово — очередную. Прямо очень верное. Я же творческий человек и уходить от Шеметова я должна была не только красиво, но и, желательно, с не пустыми карманами, поэтому мне иногда требовалась помощь для моих невъебаться идей, когда мутила параллельно несколько тем, собирая себе на дорожку. Актеры-каскадеры и помогали, а то ведь мое имущество идет в наследственный фонд, выцыганенные на «похищении» деньги, парням. Как премиальные. И гарантия, что организованные мной шабашки еще будут периодически, такие же щедрые по заработку, а если они меня сдадут… ну, заплатит им Шеметов, но явно не столько, сколько я, и явно разово, если вообще не посадит их. Так что нет… абы кого я на такие темы не взяла бы. Не первый год работаем, очень друг другу доверяем и будем продолжать сотрудничество.
— И много платишь? — спросила я, глядя на съезжающий с трассы уже знакомый внедорожник.
— Ну… смотри, на что пересели с шохи и пятнашки и у их жен примерно такие же. По стоимости. — Ухмыльнулась она не без удовольствия, одновременно набирая почти вдовцу, прошептав, — на моем запястье айс. Понеслась.
Пока Данка, рассказывая, что она не планирует ехать домой, планомерно доводила Дрюню до приблизительно того состояния, когда он ее пиздит, Ягуар готовили к его полету.
Один из двоих мужиков, уже мне знакомых по похищению, подготавливался сопроводить Данкин автомобиль в его последнее путешествие, а второй по рации сообщал большегрузу, что можно съезжать с обочины перегораживая полосы за мостом и изображать поломку машины, чтобы отрезать на некоторое время потенциальных свидетелей слетающей с моста машины, из которой надо выбраться мужику и остаться никем незамеченным.
Большегруз перегородил трассу, Дрюня дошел до состояния неистовства, Данка, похуистично осматривая маникюр, голосом изображала рыдания, актер-каскадер загрузился в Данкину машину, второй мужик в один из внедорожников, Данка, отрубив на середине правдоподобной истерии звонок, отдала тут же зазвонивший мобильный мужику в Ягуаре и два автомобиля покатили к трассе.
А мы замерли в ожидании. В принципе, все заняло около двадцати минут, но каждая тянулась часом. В голове проносилось: «а вдруг… а если…» и это давило на нервы, но мы обе молчали. Курили и смотрели на трассу. И когда проехал черный внедорожник, со стороны пассажира опустилось стекло и мужская рука показала большой палец, в унисон облегченно выдохнули. Переглянулись с чокнутой и так же без разговоров направились к моей машине. Это был только первый этап. Второй на мне.
Два дня не выходили из квартиры, арендованной на разводного дропа.
Старенькая маленькая хрущевка с бабушкиным ремонтом пропиталась дымом сигарет насквозь. С раннего утра и до глубокого вечера я готовилась, а шатающаяся без дела псевдопокойница Данка, то готовила, то пыталась навести порядок, то смотрела сериалы, но при всей своей склонности к лютейшим движнякам при вынужденной изоляции, никак не мешала мне.
Присматривающие за Дрюней актеры-каскадеры докладывали по левым номерам, что Падлович неожиданно болезненно среагировал на трагедию, организовал поисковый отряд тела, предположительно разбившего голову (ибо найдена деталь гардероба, свидетельствующая о травме полученной, скорее всего, когда Ягуар прорвал хлипенькое ограждение на мосту, либо во время падения), и бессознательное тело унесло течением из открытого до падения окна. Вероятно, перенервничавшая Дана Сергеевна после ссоры с супругом по телефону, курила в это самое окно, когда не справилась с управлением, и именно из него ее бессознательное тело унесло. Дрюня с утра бегал на работу, после нее к следственной группе, потом домой, где напивался в сопли.
— Жалко? — спросила я внимательно глядя в лицо Данки, когда мы вечерком сидели на кухне и прослушали отчеты серых кардиналов под кофе и сигареты.
— Первое ощущение — да. — Подумав, признала она. — Все-таки любила его и не один год прожили, а потом, знаешь… в голову пришло, что ему тоже жалко. Что не сам убил. Он понимает, очень хорошо понимает, чем закончится все это. Он в этом банке и на этой позиции не просто так. Вот когда избил до полусмерти, я это очень хорошо поняла.