— Проблема в следующем: Согрин пробил, что мы кредитуем некоторых не уведомляя федералов и начал через своего дропа Шеметова шантажировать, что сдаст им, если мы не снизим ему процентную ставку по кредиту и не сделаем перерасчет в его пользу.
Костя едва слышно фыркнул. В янтаре глаз промелькнула тень, почти тотчас сожранная разумностью. Он посмотрел на напряженную Лизу:
— Есть ручка и листок? — та кивнула и быстро зашагала к своей машине, Костя перевел взгляд на осетинца, — звони ему. Говорить будешь ты, мой голос есть в базе. Если шеф спросит, скажешь, был цейтнот и ты решал по факту. Утром уведомишь его о ситуации, но в общих чертах, чтобы не заинтересовался.
Осетинец кивнул. Костя расписал ручку в углу листа поданного Лизой ежедневника и, положив его на капот внедорожника, нарисовал значок процента, вопросительный знак рядом и, чуть погодя стрелку, указывающую вниз, пока по включенному на громкую связь телефону Зелимхана шли гудки. Через пару мгновений прервавшиеся.
— Вечер добрый, Андрей. Это Зелимхан Зауров. По твоему вопросу — снизьте процент. Сколько он там? — произнес Зелимхан, расшифровав выведенную рукой Кости строку в ежедневнике.
— Восемнадцать и три. — С секундной паузой отозвался мужской голос в трубке.
— До четырнадцати и одного. — Озвучил Зелимхан нарисованные цифры, и, следя за стремительно выходящими из-под пальцев Кости сокращенными словами, проговорил, — Чалая с Кирьяновым и Евдокимовым прибудут в ближайший час. Предоставишь все, что запросят. Утром приедет Романова, — посмотрел на кивнувшую Косте Лизу и вновь заскользил взглядом по строчкам выходящим из-под руки Кости, — сделаете перерасчет и до конца недели ты организуешь переподписание. Потом создашь форс-мажор, чтобы произошла несвоевременная оплата процента, документально фиксируешь это, кредит немного заморозишь. Задержка… ну… — Зелимхан вперил взгляд в Костю на мгновение прервавшего, задумчиво глядящего в капот. Показав три пальца Зелимхану, Костя снова стремительно выводил строчки, — месяца на три. Затем расторгаешь договор, подаешь в суд на взыскание залога, админы пусть озаботятся тем, чтобы сфабриковать уголовное дело по которому он, как заемщик, будет признан банкротом, и когда его бизнес отойдет банку, реализуешь его с торгов. Кому, Константин Юрьевич скажет позже.
— Залоговое рейдерство? — Неуверенно спросил Шеметов. — Но если мы начнем отнимать его бизнес, он же может настучать…
— Что шантажом пытался украсть краденное и в результате лишился теневого бизнеса? — Правильно трактовал Зелимхан выражение лица Кости, приподнявшего бровь, глядя на трубку в его пальцах. На той стороне повисла неловкая пауза. Костя снова прикоснулся ручкой к листам ежедневника и быстро вывел то, что озвучил Зелимхан. — Мазур приедет через две-три недели, промониторит все и распишет поэтапно что, как и когда делать. Это все.
— Новым… управляющим точно Анохина назначат?
— А ты за сына Тисарева ратуешь? Мы учтем, — усмехнулся Зелимхан, посмотрев на машину с Виталей, когда Шеметов на том конце сбивчиво начал оправдываться и говорить, что его не так поняли. — Встреть наших фиников. Все.
Зелимхан, выдыхая дым, отключил звонок и, кивнув Косте, направился к группе негромко разговаривающих невдалеке мужчин, пока Костя вырывал из ежедневника страницу, и, смяв ее отдавал понятливо кивнувшей Лизе.
— Завтра к вечеру он будет дома. — Негромко произнес он, бросив взгляд на тонированное заднее стекло автомобиля, в котором сидел Тисарев. — Езжай.
Лиза сдержала судорожный выдох облегчения и никак не показав того, какая слабость зародилась в теле от таких простых, но важнейших слов, направилась к своей машине.
Ночь чернильной прохладной тенью витала по просеке, витала в дыме сигарет, темени глаз и в беседе у группы мужчин, негромко переговаривающихся метрах в десяти от машины, к которой направился Костя. Ночь стелилась по земле, освещаемой ксеноном фар пурпурного спортивного немца, выехавшего на колею, ведущую к шоссе. Ночь стелилась в кратком выдохе Кости, садящегося в салон на место Зелимхана.
Ночь стелилась.
И ничего хорошего не обещала эта теплая ночь.
Как только Костя сел в салон, водитель покинул автомобиль, а Костя, откинув голову на подголовник, сквозь угольные ресницы смотрел на рваную линию очертаний крон деревьев. Секунды вязкой тишины в салоне автомобиля, когда Виталя наблюдал в боковое окно ночной мрак и вспоминал, как несколькими часами ранее курил на балконе и смотрел на догорающий закат. Костя первым нарушил уходящую в трясину тишину: