Прислушиваюсь, концентрируюсь на звуках.
Скрип…
Ветер…
Капающий кран…
Храпящий Сэм…
Тихие, как призраки, слуги ходят по замку. Они не спят. То ли что-то охраняют, то ли выискивают. Призраки клана Джунсиначи. Один из таких долго стоял за моей дверью…
Именно поэтому я так осторожен. Вместо камер тут… твари пострашнее.
Камер тут нет. Или они очень хорошо замаскированы. Но я так не думаю. Такие фанатики вполне могут считать бесчестьем подобный контроль.
Выхожу из комнаты, тихо крадусь по коридорам в свете тусклых светильников. Один шаг, второй… Замираю на месте…
В дальнем конце коридора, за углом, слышится размеренное, почти бесшумное дыхание и редкие, едва различимые удары сердца. Медленно, не дыша, пячусь, прислоняюсь к стене, сливаясь со мраком.
А вот и мой сторож. Я ждал несколько часов, когда чье-то сердцебиение за моей дверью отдалится. Получилось это только тогда, когда я стал громко имитировать звуки сна.
Дышу носом, старясь держать ритм, сердце затихает…
В конце коридора сгущается тень. Вижу очертания фигуры, облаченной во все черное. За спиной два меча. Лица не видно. Фигура не издает ни звука, шагает словно по воздуху. Она резко оборачивается, смотрит прямо в мою сторону.
Я задерживаю дыхание…
Секунда…
Вторая…
Дышу…
Вот что тут вместо камер и намного лучше их. Живые убийцы в тенях. Если бы они лучше умели контролировать свое дыхание и сердцебиение, то я бы никогда их не обнаружил. Я бы сказал, что достигнуть такого совершенства в незаметности для человека невозможно, если бы не видел на что способна сумма тела при разборках с Дэном.
Тень отворачивается от меня и будто испаряется в воздухе. Только на слух определяю, что она ушла.
Проскальзываю дальше, спускаюсь по коридору.
И снова тихое дыхание…
Прячусь за большим горшком с цветами. Не сразу соображаю, откуда звуки, пока не поднимаю голову.
Во имя Шэйлы…
Еще одна черная фигура переставляет ноги и руки на ровном потолке словно паук. Лишь в самый последний момент я прячусь под густой растительностью в горшке, не задев ни одного кустика.
Дыши ровно…
Потеть нельзя или мой запах учуют…
Фигура проползает и скрывается за углом.
Двигаюсь дальше, с трудом нахожу нужное крыло. Очень осторожно прохожу и среди неинтересного шума различаю…
Шуршание. Стоны. Приятный женский голосок выдыхает и надрывно стонет от наслаждения. Так тихо, что услышать это могу только я. Непроизвольно смотрю в направлении звуков… Это в другом крыле.
Прислушиваюсь. Нет, Акане точно у себя одна. И это точно она… Хм, понятно. Ну что ж, как еще утолить свою неуемную горящую страсть в такой строгой семье. Только самостоятельно.
А может сходить ей помочь? Закатываю глаза от этой мысли. Иду дальше…
Обычно я запоминаю каждый поворот и закоулок. Мне достаточно побывать на местности лишь раз, но сейчас я немного запутался. Но все-таки прихожу куда надо…
Нахожу нужную дверь. Она отличается от моей. Бумажная. В японском стиле.
Прислушиваюсь…
Человек за ней спит. Дыхание соответствует.
Тихо, по сантиметру за десяток секунд, открываю дверку, прохожу. Дохожу до матраса на полу прямо в центре комнаты. На нем спит… дворецкий. Тот самый, что чуть не пришиб меня дверью машины, когда я только-только сюда приехал.
Медленно подхожу ближе, рассматриваю японца…
Уже немолодой. Лет под шестьдесят. Весь в мелких шрамах. Ухо словно обгрызено.
Аккуратно кладу свой телефон на пол, включаю диктофон.
Что ж, Хидан. Теперь я расскажу тебе о жизни. Ты учишь мудрости меня, но не видишь крыс в собственных рядах.
Я не просто так решился пойти на это. Мало ли что считают Сэм с Аканей. Такой человек, как Хидан вполне может играть по-черному, даже вопреки своим традициям. И мог приказать подслушивать за своей дочерью.
Дело в другом. Все обитатели дома Джунсиначи имеют свои особые черты. Дыхание, движение, сердцебиение, мимика, характер. В любой стае есть свои особенности, и каждая особь подстраивается под общую волну.
И я успел обнаружить три общих качества в обитателях дома Мацуо.
При поклоне, они все слегка склоняют голову влево. Это необычное движение. Ему обучают из поколения в поколение. Систематическая неточность.
Походка у них маленькими шагами, но резкими и быстрыми. Словно тут принято так ходить уже тысячу лет. Дворецкий очень старается эти движения повторить. Будто он служка, которого наняли только вчера.
При обращении к членам семьи все смотрят на переносицу, а не в глаза. Возможно, это страх перед важными особами или признак особого уважения. Дворецкий при разговоре с Акане смотрит в сторону, на что девушка морщит в недоумении носик.
Есть еще много мелочей, которые я заметил. По отдельности они ничего не значат, но в целом…
Белый длинный человеческий волос на черном пиджаке. Я узнал, что он безвылазно живет в этом доме уже очень давно, а гостей-гадзинов кроме меня и Сэма Хидан давно не принимал. Все остальные обитатели особняка — черноволосые японцы.
Последнее, что я заметил, это как дворецкий сделал лишний шаг в дом, чуть не забыв снять обувь. Хотя это практически невозможно. Судя по тому, что я успел изучить о японцах этим вечером в Интернете, заходить в дом в обуви для них тоже самое, что обычному человеку забыть подтереть зад после естественных нужд.
И я решился на эту авантюру после того, как спросил у Акане, как давно этот дворецкий работает на их семью. И она ответила, что с ее рождения. То есть давно. Очень.
С рождения, значит…
За свою долгую жизнь я отлично научился разбираться в людях. И этот человек точно не страдает немощностью или ранним слабоумием.
Вытаскиваю из-под резинки трусов зубочистку. Держать во рту я ее не мог — слишком громко, да и слюна вырабатывается, которую хочется непроизвольно сглотнуть.
Размахиваюсь, со всей силы вгоняю ее в шею старику. Он дергается, открывает обезумевшие глаза, пытается закричать, но… не может. В ближайший час, если не вытащить зубочистку, то он вообще ничего не сможет. Только смотреть и слушать.
Акупунктура. Этому учат неофитов после посвящения. Что-что, но это умение у меня только в голове и не требует особой физической подготовки. Я прекрасно знаю, где нужные точки в организмах пяти рас Варгона. И люди там тоже есть.
Зрачки старика безумно бегают. Я же спокойно улыбаюсь.
— Тш-ш-ш, — прижимаю я палец к губам. — Не стоит так переживать. Да, я знаю, как это ужасно — проснуться беззащитным и обездвиженным во мраке. Не понимая, что происходит. Не догадываясь, что тебя ожидает. Но ты должен успокоить свое сердце. Тише-тише, все будет замечательно. Вот так, молодец.
Я глажу старика по волосам, как мать гладит свое дитя. Как бы странно это не выглядело со стороны, но я знаю людей. Вижу, какие они. И к каждому нужен особый подход. И экземпляр предо мной непростой. Поэтому придется постараться.
— Я тебя не убью, обещаю. Нет-нет, не смотри так, прошу. Я вижу, кто ты. Знаю, что ты силен. Да-да, знаю, что ты не боишься ни смерти, ни пыток. И у тебя нет родственников, которыми бы можно было надавить на тебя. Да? Я прав? Вижу по глазам, что прав. О да, я уважаю тебя. Сильнее, чем ты думаешь. Ведь я такой же как ты. Только лучше.
Сажусь в позу лотоса рядом со стариком. Достаю из трусов еще десяток скрученных в резинку зубочисток, тихо раскрываю их. Расставляю конструкцию, так чтобы она не развалилась. Тренирую руки, чтобы не тряслись. Больше со стариком не разговариваю. Пусть понервничает. Это важный подход к допросу. Он, конечно, не расколется так просто. Но каждый второй на допросах в подземелье Шиилы ломался еще до того, как его начинали пытать. Достаточно было лишь показать раскалённые щипцы. Да и пытки я не люблю. Считаю, что методы эти слишком… прямолинейны.
Дожидаюсь, когда его сердце начинает выбивать нужный мне ритм, смотрю ему в глаза, улыбаюсь. Ага, а вот и знакомый блеск страха. Часто адреналин в крови затмевает страх, поэтому нужно слегка успокоить своего… подопечного.