И тихо-тихо, в предрассветном сумраке отъезжает от Мраморного дворца карета, а в ней — закутанная в черное, без чувств, женщина — госпожа Араужо… Но тсс. Дело замяли, госпожа умерла от апоплексического удара, смерть же — неотвратимый конец всякого живущего на земле, и не Константин Павлович и его адъютанты ее сочинили…[6],{102}
И всё же заключать, что на поприще воспитания Константина Лагарп потерпел полное фиаско, несправедливо. Нет сомнений, что без его усилий понятия о добре исказились бы в душе великого князя намного более. Безукоризненная честность поступков самого Лагарпа также служила для Константина безмолвным укором. Именно Лагарп употреблял все свое влияние для сближения великих князей с отцом, который поначалу не доверял сыновьям, — это несмотря на то, что Павел при встрече с Лагарпом молча отворачивался от «якобинца». На счету Лагарпа и твердый отказ от предложения императрицы участвовать в тайных переговорах с Александром Павловичем — с помощью воспитателя, которому Александр верил более других, Екатерина надеялась убедить великого князя занять престол в обход отца. Отказ стоил Лагарпу уютной и сытой петербургской жизни, послужив причиной его удаления из России.
Недаром Константин Павлович с годами относился к своему бывшему наставнику все с большей симпатией и переписывался с ним всю жизнь. В письме от 11 (22) марта 1796 года, сообщая учителю о скорой женитьбе, Константин мечтал даже, как однажды приедет к нему в Швейцарию с женой на целые месяцы. А в конце письма добавил прочувствованно и почти покаянно: «Прощайте, любезный де Лагарп, не забывайте меня; я очень вас люблю, и будьте уверены, что вы мне всегда будете очень дороги. Осел Константин». И приписка — горький постскриптум к письму и к тринадцатилетней на тот момент истории их отношений: «Осел ты еси и ослом останешься; как бы не мыли голову осла, истратят только мыла. Не заставишь пить осла, когда ему не хочется. Прощайте»{103}.
ЖЕНИТЬБА
Перевяжем тетрадки в толстых кожаных переплетах бечевой, снесем в архив, пусть историки через 200 лет разбирают детские кляксы. Великие князья окончили курс геометрии, алгебры, географии, истории, порядочно прочитали отрывков из произведений древнеримских и древнегреческих классиков, при этом Константин читал по-гречески свободно. Далее Лагарп надеялся углубить знания великих князей в области мировой истории и завершить курс изучением философии — Кондильяка, Локка, Руссо, Мабли и в особенности Монтескье{104}. Но — какие уж тут уроки!
В конце 1793 года Екатерина поторопилась женить шестнадцатилетнего Александра, чтобы упрочить его позиции в качестве будущего наследника российского престола, а там, глядишь, и короновать. «Сперва его обвенчаю, а потом увенчаю», — говаривала Екатерина в близком кругу{105}. Спустя два года пора было подумать и о Константине, который после женитьбы старшего брата тоже почти оставил учебу, занялся военной службой, сопровождал молодых супругов на балах, завтраках, ужинах и обедах, бегал с ними взапуски на царскосельской полянке… Пора было остановить и его вольную холостяцкую жизнь.
Конечно, некоторая неясность, некий незаданный вопрос в связи с решением императрицы скоропалительно женить Константина присутствует. С Александром Павловичем все ясно — он должен быть готов стать царем в любой миг. Но младшего-то куда торопить? «Греческий проект» давно канул в Лету, Потемкин отошел в вечность, новых корон для великого князя пока не предвиделось, ему не исполнилось и семнадцати — для чего было так спешить? Этот вопрос, как видно, занимал и русское общество.
6
Вскоре после посещения Мраморного дворца Константина госпожа Араужо умерла — по разнесшимся в столице слухам, цесаревич вместе со своими адъютантами поступил с ней «самым злодейским образом». Далее мы рассмотрим эту историю подробнее.