Значит, требуется прежде всего не руководство по педагогике, в смысле учебника, собрания правил и положений, а такая книга, которая помогала бы уяснению свойств человеческой природы. Это тем более необходимо по условиям русской педагогической деятельности, ввиду необычайной скудости в нашей образованной среде познаний о физической и духовной природе человека, особенно же – философских сведений и общедоступных книг по этой части. Поэтому Ушинский и задался целью написать как можно общедоступнее специальную антропологическую книгу, которая бы заключала в себе систематическое собрание всех необходимых сведений о природе человека вообще. Для этого, конечно, необходимо было перечитать всех величайших мыслителей и естествоиспытателей, от Аристотеля до Канта, Дарвина и Шопенгауэра, и затем уже сделать из них соответствующие выборки, чтобы получить одно связное целое о том, что добыто наукою в течение длинного ряда веков о человеческой природе.
На эту подготовительную работу ушло пятилетнее пребывание Ушинского за границей. Перечитывая массу сочинений великих ученых, древних и новых, он делал из них выписки на особых листах. Таким образом, за пятилетие у него образовался целый багаж сырого материала, с которым он и явился в Петербург в 1867 году, чтобы окончательно обработать его, свести в одно целое, связать одной общею идеей. Так как общий план работы давно уже был готов, то и выполнение его не заставило себя долго ждать. В конце 1867 года он выпустил в свет первый том своей книги – “Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии”, а в 1869-м – и 2-й том.
Так появилось двухтомное сочинение Ушинского, представляющее обширную и единственную в мировой педагогической литературе популярную антропологическую энциклопедию. Этот драгоценный вклад в нашу научную литературу имеет незаменимое значение не только для педагога, но и для всякого образованного человека, сколько-нибудь интересующегося свойствами духовной и физической природы человека.
Кроме двух томов “Педагогической антропологии”, Ушинский имел в виду написать еще и третий том, посвященный приложению теоретических оснований воспитания и обучения, изложенных в двух первых томах, к педагогической практике. К величайшему сожалению, этот труд остался неоконченным. Но, тем не менее, сохранились черновые рукописные наброски его, сохранился даже весь конспект полного (трехтомного) сочинения “Педагогической антропологии”, как оно было задумано и подготовлено вчерне его автором. Все это находится в распоряжении г-жи Ушинской, вдовы покойного, но, к сожалению, до сих пор еще не опубликовано.
В печати (в брошюре г-на А. Фролкова) опубликована лишь программа третьего тома “Педагогической антропологии”. Эту, практическую, часть труда предполагалось посвятить “психическим явлениям высшего порядка, или явлениям духовным”. Считая отличительным признаком этих явлений самосознание или разумность в качестве общего корня всех духовных, чисто человеческих, проявлений, Ушинский подразделяет их на следующие виды: дар слова, чувство художественное, чувство нравственное, чувство религиозное. Развитие в ребенке каждого из этих “видов”, т. е. приведение каждого из них в состояние полного, ясного самосознания, и должно составлять задачу воспитания, в целом же – они должны дать воспитание человека.
Этот вид воспитания, конечно, не имеет ничего общего с выпуском в жизнь просто офицеров, инженеров, сельских хозяев, учителей и прочих, и прочих. В каждом из них чувствуется в большей или меньшей степени специалист, но слишком мало “человека”. Между тем должно быть наоборот: воспитание должно образовать, оформить прежде всего “человека”, – и потом уже из него, как из личности развитой, нравственной, непременно выработается и соответствующий специалист, любящий избранное им дело, преданный ему, тщательно изучающий его и потому способный приносить наибольшую пользу в избранной им сфере деятельности, соответственно размерам своих природных дарований.
Такого именно воспитания и добивался Ушинский во всем, что вышло из-под его пера теоретического, а равно – и в своей педагогической практике. Особенно же большую услугу оказал он в этом отношении своим последним трудом – “Человек как предмет воспитания”, разъяснив в нем основы, условия и требования истинно человечного и человеческого воспитания, так чтобы не калечилась, не извращалась человеческая природа, а наоборот – получала бы наибольшее развитие, соответственно индивидуальным особенностям каждого.
Если России суждено когда-нибудь дождаться университетской кафедры по педагогике, то книга Ушинского “Человек как предмет воспитания”, считая в том числе и конспект третьего ее тома, является готовою программой для такой кафедры. За отсутствием же последней “Педагогическая антропология” Ушинского представляет собою единственную сокровищницу и руководительницу для всех не желающих ощупью бродить в сложном, трудном и крайне ответственном деле воспитания и обучения.
“Письма из Швейцарии”, выпуск в свет “Родного слова” и “Педагогической антропологии” – все это доказывает, какую деятельную жизнь вел Ушинский за границей, – едва ли даже не более труженическую, чем в России. Это было время его наибольшего умственного и нравственного возбуждения, наибольшего проявления его творческой энергии и силы.
Полный широких замыслов, под наплывом новых и новых планов педагогических работ учебного и научного характера, он переезжал за границей из одной местности в другую не в поисках отдыха и праздного развлечения, а для изучения школьного дела. С этой целью, кроме Швейцарии и Германии, Ушинский посещал Италию и Францию. В Ницце знаменитый русский педагог удостоился чести неоднократно беседовать с императрицей Марией Александровной о разных вопросах воспитания. О серьезном значении этих бесед можно судить уже по тому, что императрица поручила ему высказать свой взгляд по вопросу о воспитании наследника русского престола.
Ушинский изложил свой взгляд по этому предмету в четырех довольно обширных письмах, которые благосклонно были приняты Ее Величеством, встретив с ее стороны живое сочувствие и одобрение. В этих письмах указывалось, между прочим, на особенную трудность в воспитании будущего монарха России ввиду необычайной шаткости, неустойчивости тогдашнего русского общества, стоявшего, так сказать, на рубеже между дореформенным порядком и нарождавшимися великими внутренними преобразованиями России. Старое не вполне еще умерло, новое не успело окрепнуть, набраться как следует силы. Между тем и другим порядком велась упорная борьба, шел горячий спор, поселялись сомнения, слышались упрямые отрицания. Указывая на неблагоприятность и даже опасность для правительства таких противоположных общественных течений, Ушинский находил, что противовесом им должно служить как можно большее укрепление в уме и сердце будущего главы государства не только собственно русских, но и общеевропейских государственных убеждений и взглядов.
ГЛАВА VII. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
Изъятие “Детского мира” из учебных заведений министерства народного просвещения. – Ушинский как полемист. – Переезд в Петербург; непосредственное влияние Ушинского на столичную педагогическую среду. – Ушинский как центр тяготения педагогической деятельности в России. – Столкновение на университетском диспуте. – Пребывание на юге России и сближение с народными учителями. – Последний удар жизни