Во время поминального ужина как-то сама собой возникла идея устроить большую выставку Константина сначала в Зеле-нодольске, потом в Казани. Тут же образовалось что-то вроде оргкомитета. Пришибленные, мы с Геной в первые дни мало принимали во всем этом участие, но потом пришлось взять себя в руки: Клавдия Парменовна, хотя и держалась стойко и мужественно, но очень нуждалась в нашей помощи, и мы не оставляли ее одну, стараясь, однако, не мешать переживать горе.
Какой-то скорбный энтузиазм охватил людей, и скоро, на одном дыхании, была открыта большая выставка в Зеленодольске. У меня заболело сердце — невроз, и около месяца я провалялся в больнице, а когда вышел — уже готовилась выставка в Казани, в только что открытом Молодежном центре. Но об этом в следующий раз, Саша…»
Посмертная выставка Константина Васильева в Казани прошла шумно, с большим успехом. Художник на прощанье как бы еще раз громко напомнил о себе общественности города. А потом наступило глухое, затянувшееся молчание.
И только через два года в московской газете «Социалистическая индустрия» появилась статья А. Валентинова, в которой автор, побывавший в командировке в Казани, рассказывал о творческом наследии погибшего художника. Сообщалось о том, что несколько картин К. Васильева выставлены в редакции этой газеты.
Сейчас представляется просто невероятной случайностью, как могла попасть в мои руки эта газета. Помню только, что, едва взглянув на ее четвертую полосу и увидев емкие графические портреты известных композиторов, я уже не сомневался: это тот самый Васильев, картины которого так потрясли меня когда-то в московской квартире одной нашей общей знакомой. Но почему он погиб? Что могло случиться?! А ведь мы договаривались с ним о встрече в его мастерской… Вот так всегда: откладываешь все лучшее на потом и вдруг безвозвратно это теряешь…
Начались долгие метания по комнате; к горлу спазмами подкатывал ком, а по спине пробегали электрические разряды. Ничего подобного прежде со мной не случалось. Да что это в самом деле? Ну погиб художник, что ж теперь делать, мало ли талантливых людей погибает прежде времени? Однако никакие уговоры не действовали на встрепенувшуюся, словно ошпаренную душу. Наконец, едва пришло твердое внутреннее решение непременно ехать в семью художника, наступило успокоение… Значит, тому и быть!
На следующий день, вместе с моим другом Юрием Михайловичем Гусевым, мы посетили редакцию газеты «Социалистическая индустрия», где красовалась картина «Ожидание». Восторг объединил наши чувства. И в ближайшую субботу мы катили с ним на его старенькой «Волге» в сторону Казани. В надежде на удачу Юрий Михайлович прикрепил на крышу своей машины багажник, на котором он и привез потом в Москву основные произведения Константина Васильева.
Так начался выставочный марафон картин замечательного живописца протяженностью в 20 лет!
Труднее всего оказалось открыть первую выставку. В 1978 году идеологический аппарат страны еще очень строго контролировал любые подобные мероприятия в столице. А практики аренды помещений за деньги тогда не существовало. Да и денег таких взять было негде.
На помощь пришло Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Искусствовед Надежда Дмитриева на свой страх и риск предложила под выставку неизвестного в то время художника Знаменский собор, что на Варварке, служивший выставочным помещением. Это был царский подарок!
Успех первой выставки был ошеломляющим! Москва заговорила о Константине Васильеве. Не могло быть и речи о возвращении картин назад в Казань. Посыпались предложения из различных выставочных залов Москвы и Подмосковья.
На памяти москвичей выставка картин К. Васильева в подвальчике на Малой Грузинской улице. Это был холодный декабрь 1979 года, когда из-за сорокаградусных морозов лопались форсунки на теплоэлектростанциях и в нескольких районах Москвы в квартиры не подавалось тепло. Чтобы не мерзнуть, люди выходили на улицы и грелись у костров. Вот в эти-то морозы, чтобы увидеть полотна Васильева, зрители стояли по 3–4 часа в очереди, а вдоль вереницы людей тянулись костры. Возникало некое мистическое представление…
Вообще, сама эта знаменитая выставка послужила детонатором в деятельности Союза художников-графиков, предоставившего выставочное помещение. Союз резко поляризовался во мнениях на творчество К. Васильева, а затем и вовсе взорвался и прекратил свое существование. Во всяком случае, в те годы.